Павел Францоуз - Бандиты

Представьте себе холодный, ветреный день в конце апреля 1945 года… Представьте себе сырое поле, прорезанное мокрой асфальтированной дорогой, проблески солнца, слякоть и тающий снег. Представьте себе также процессию из пятидесяти голодных, больных и до смерти уставших мужчин, соединенных попарно, которые, шатаясь, бредут по обочине шоссе навстречу своей участи. Бог весть откуда, бог весть куда. Представьте себе еще двоих, идущих в первой паре: седого человека в шинели с обгоревшей полой и замотанными в тряпки ногами и другого — высокого и худого, почти мальчика, худенького мальчика с воспаленными от жара глазами.

— Что бы ты… — проговорил вдруг худой. — Что бы ты сделал… на моем месте? — Он сказал это по-русски, и это были первые русские слова, произнесенные на этом шоссе.

Казалось, он не дождется ответа, но седой все-таки открыл рот:

— Не так много осталось… что мы еще можем сделать…

Спотыкаясь, они побрели дальше. Внизу, на дне лощины, куда они спускались, блестело зеркало пруда. Вдали виднелась верхушка деревенского костела. По левую руку почти к самому шоссе подступал лес.

…Глаза худощавого были воспалены от жара, в мозгу его проносились видения, с которыми он не мог совладать. Вот он прыгает через ров… Мчится по вспаханному полю… Продирается сквозь молодые посадки… Бежит меж высоких деревьев, а за спиной гремят выстрелы… Он останавливается только наверху, на горе… Оборачивается и слушает… Тишина… Абсолютная тишина… Он хочет идти дальше, но вдруг видит женскую фигуру, бегущую ему навстречу, по лесной дороге, и раскрывает объятия… «Мамочка!.. Мамочка!..» Кто-то трясет его. Шепчет ему на ухо русские слова… Он открывает глаза… Что это? Неужели они уже сошли вниз, на дно лощины?..

Почтальон Пелишек в это время всегда возвращался из районного центра. Колонну он увидел еще издали.

— Благослови господь, — приветствовал он двух охранников в серых шинелях, по виду крестьянских парней. Ответа он не ждал. Он проехал вперед и там, возле головы колонны, спрыгнул с велосипеда, будто не мог преодолеть крутой подъем шоссе.

— Держитесь, — проговорил он. — Скоро конец. Конец войне! Война капут! А вы сейчас придете в нашу деревню. Здесь уже чешская деревня. Чехи… Вам дадут еды. Уже недалеко…

Охранники сзади закричали, что говорить с пленными запрещено, замахали руками. Пелишек вскочил на велосипед.

— Всего один километр, — сказал он. И тут произошло нечто такое, отчего он сразу забыл, что надо крутить педали.

— До вашей деревни один километр, а до нашей — целых три, пан Пелишек, — произнес вдруг длинный худой человек с воспаленным взглядом, шедший в первой паре. Он произнес это по-чешски, и почтальон посмотрел на него, вытаращив глаза. От изумления он чуть не упал с велосипеда.

А теперь представьте себе, как Пелишек помчался на велосипеде. Перед почтой он резко затормозил, вбежал внутрь, но тут же возвратился. Без сумки. Вновь вскочил на велосипед. Из дверей почты выбежал почтмейстер, что-то крикнул вслед Пелишеку. но того уже и след простыл. Почтмейстер беспомощно махнул рукой и исчез в здании почты, но тут же вышел в пальто, запер двери и мелким, старческим шагом заспешил по деревенской улице. А Пелишек был уже далеко за деревней. Он изо всех сил жал на педали, поднимаясь вверх, потом свернул и сломя голову помчался вниз по склону к речке.

Но вернемся в деревню. Из домов вдруг повалил народ. Все бежали туда, где показалась голова колонны. Охранники взяли винтовки на изготовку. Охраннику, шедшему впереди, досталось больше всех. Вокруг него собралось много парней, которые на ломаном немецком языке пытались в чем-то его убедить. Сейчас апрель сорок пятого года, говорили они, и об этом не стоит забывать. Они не требовали ничего невозможного, а только просили разрешить накормить пленных, просили дать им немного отдохнуть. Охранник крутил головой. Тогда они повысили голос и начали вырывать винтовку у него из рук. Солдат, поняв, что не сможет настоять на своем, согласился, но с условием, что все пленные соберутся в одном месте, куда не будут иметь доступа гражданские лица, и что через полчаса им будет обеспечен беспрепятственный уход…

Через речку вели узенькие мостки. На том берегу среди деревьев пряталась маленькая деревенская лесопилка. Пелишек въехал во двор, бросил велосипед и ворвался в сарай, где стояла механическая пила и откуда доносились удары молота.

— А, пан Пелишек! — произнес откуда-то из сумрака хозяин лесопилки. — Добро пожаловать, дорогой гость…

— Янек! — крикнул Пелишек. — Янек здесь!

— Какой Янек? — спросил хозяин.

— Да брат же твой, дружище! — затряс его почтальон.

Пленные уселись на вытоптанном скотом мокром участке загона, куда им наспех набросали несколько охапок соломы.

Открыв свои полотняные мешки, они зачерпывали горсть гнилого овса и осторожно, стараясь не терять ни зернышка, несли овес ко рту. У ограды столпилась вся деревня. Видя, как худые мужские руки зачерпывают горстью овес, люди не могли сдержать слез. Они передали в загон продукты — куски хлеба, сахар. Те, кто ничего не прихватил с собой, бежали домой и там торопливо открывали кладовки и тайники.

Худой пленный из первой пары механически откусывал от куска хлеба. Он уже, видимо, не отдавал себе отчета в том, что ест. У него, наверное, началась лихорадка. Он весь дрожал и глазами искал кого-то среди людей за барьером. Потом вдруг перестал жевать, его рука с хлебом бессильно упала на колени. Это произошло в тот момент, когда среди людей за барьером появился Пелишек, а рядом с ним — лесопильщик…

А теперь про машину… Совершенно обыкновенный, весь заплатанный, потрепанный военный грузовик. Никто из деревни еще не знал о его существовании, но машина уже была почти здесь. Она как раз миновала камыши у берега пруда и приближалась к деревне, как грозовая туча. Под тентом развалились три солдата, чему-то смеясь. В кабине — офицер. Офицерик. Очень маленького роста. Такие из-за комплекса неполноценности хуже всего…

Янек, не спуская глаз с охранника, постепенно, сантиметр за сантиметром, продвигался ближе к барьеру. Дальше уже нельзя. Может, это все… лишь сон?..

На задах деревни прохрипел грузовик. Вся деревня обернулась на рев мотора. Из машины выскочил офицер. Охранники замешкались. Пленные перестали есть. А Ян тоже… смотрел… И в эту минуту руки брата как клещи схватили его и перетащили через барьер. Вокруг выросла стена незнакомых тел, расплывающихся лиц. Кто-то его тряс. Нет, не тряс. Это с него стаскивали тряпки. Он почувствовал на ногах что-то холодное и твердое и не сразу понял, что это сапоги. Кто-то накинул ему на плечи плащ почтальона, нахлобучил на голову почтовую фуражку…