Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

В конце прошлого века провинция Бос [1] Бос — старинная провинция на севере Франции с центром в г. Шартре; располагалась к юго-западу от Парижа; большая ее часть образует современный департамент Эр-и-Луар. еще не славилась своими плодородными полями, подобными бескрайним морям, — куда ни кинешь взор, волнуются тяжелые колосья. Добрая треть края была покрыта густыми лесами, сохранившимися со времен друидов, а на равнине, где сегодня не видно ни кустика, произрастали густые рощи строевых деревьев, среди которых ютились крохотные деревушки. Их обитатели с трудом собирали скудные урожаи, зато бандиты в округе водились в изобилии. От деревни к деревне, от хижины к хижине деревца росли, множились и превращались в лески и перелески, полностью изменяя топографию края и способствуя зарождению, распространению и процветанию бандитизма, ставшего настоящим бедствием.

На границе провинции, прежний облик которой представить уже практически невозможно, в трех лье от Нёвиль-о-Буа, находился городок Жуи-ан-Питивре. В далеком 1793 году там и в помине не было аккуратных дорожек, вдоль которых выстроились крытые черепицей дома: это была настоящая деревня, насчитывавшая от силы двести пятьдесят крестьян, ютившихся в жалких хижинах. В центре, у старой церкви с покосившейся колокольней, стоял обветшалый феодальный замок. От самого замка сохранились лишь четыре массивные башни и приземистая жилая часть. Развалины, окруженные рвом, наполовину заполненным тухлой водой, принадлежали некогда могущественному и богатому семейству Монвилей.

Поросшая мхом и местами обрушившаяся кровля, опустелые витражные переплеты, слетевшие с петель ставни, расхлябанные двери, растрескавшиеся стены, источенный червями подъемный мост, осыпавшиеся каминные трубы — так, свидетельствуя об обнищании рода, выглядело теперешнее жилище виконтов де Монвилей, сеньоров Жуи, Гедревиля, Готе, Монгона, Спюи, Тивернона, Мийуарда, Андонвиля и прочих мест. Постепенно, из поколения в поколение, расточительные члены семейства проматывали состояние предков, пока в конце концов не растратили его вовсе, и тут случилась революция. Событие это довершило разорение, и нынешний единственный наследник рода влачил жалкое существование.

В 1793 году Жану Франсуа де Монвилю, единственному и законному сыну виконта, «нашему Жану», как называли его не чаявшие в нем души обитатели деревни Жуи, исполнилось двадцать пять лет. Это был красивый молодой человек с надменным и горделивым лицом, отличавшийся поистине гигантским ростом. Волосы и брови каштановые, глаза голубые, как барвинки, кожа бледная, однако на удивление теплого оттенка, выражение губ серьезное, даже печальное, какое встречается у людей, разучившихся смеяться, — таков портрет Жана Франсуа де Монвиля, которого с полным правом можно было назвать красавцем. Глядя на него, сразу становилось ясно, что это человек благородный, с душой, не способной на низости и компромиссы — к таким людям с первого же взгляда чувствуешь симпатию. Бедный и гордый как кастилец, он жил на смехотворные доходы вместе с единственным слугой по имени Жак Фуше, которого все звали Жако. Этот двадцатилетний уроженец Боса, племянник арендатора из Готе, ухаживал за садом, заботился о единственной лошади своего хозяина и всегда был не прочь разнообразить скудные припасы замковой кладовой то украденным из садка кроликом, то пойманным в силок рябчиком.

Жак Фуше, или Жако, был невысок, коренаст, необычайно широкоплеч, с толстыми румяными, словно красные яблоки, щеками, курносым носом, серыми глазами и волосами цвета окалины, словом, являл собой законченный, а ныне вовсе исчезнувший тип слуги, являвшегося неотъемлемой принадлежностью дома. Он был предан хозяину, как пастушья собака, и верность его была крепка, как закаленная сталь.

Не стоит думать, что Жан де Монвиль примирился со своей бедностью. Юношеские пристрастия, происхождение — все в нем восставало против столь униженного положения, а охватывавшая его временами неутолимая жажда роскоши буквально жгла изнутри и испепеляла мозг. Пылкая, неукротимая натура молодого человека изо всех сил протестовала против того образа жизни, который ему приходилось вести и который давил на него, словно свинцовая крышка гроба. Жан де Монвиль хотел быть богатым, безмерно богатым и не отступил бы ни перед трудами, ни перед опасностями, ни перед самой смертью, лишь бы завоевать вожделенное состояние.

Однако прошли времена, когда пылкие и бесстрашные молодые люди одной лишь шпагой прокладывали путь к богатству. Революция приняла «Декларацию прав человека и гражданина» и провозгласила равенство всех граждан.

Нельзя сказать, чтобы юный Монвиль сильно сожалел о старом порядке. Воспитанный священником-вольтерьянцем в духе политического и религиозного скептицизма, он до определенной степени принимал новоявленные принципы, против которых восставала длинная череда его благородных предков из древнейшего дворянского рода, к которому, как уже говорилось, принадлежал юноша. Однако он так и не решился поступить на службу к рожденной под грохот рухнувшего здания феодализма Республике, где ему, вполне возможно, пришлось бы занять место рядом с бывшим лакеем. Живущий в нем человек старой закалки все еще пытался сопротивляться новым идеям, рожденным в то грозовое время.

Но хотя Жан так и не встал с оружием в руках под знамена Республики, тем не менее, когда полгода назад отец его, виконт де Монвиль, решил эмигрировать, юноша отказался уехать вместе с ним и вступить в армию Конде [2] Армия Конде . — Имеется в виду контрреволюционное войско французских эмигрантов, формировавшееся в Германии и возглавлявшееся принцем Конде. . Обратить свою шпагу против Франции казалось ему самым гнусным из преступлений.

В тот день между отцом и сыном произошла чудовищная сцена, за которой последовал полный разрыв отношений. Старший Монвиль от кончиков ногтей до корней волос был человеком старого режима. Заслышав отдаленные раскаты революционного грома, он проявил редкую для того времени прозорливость, собрал остатки своего состояния и продал окрестным арендаторам принадлежавшие ему земли. Договор предусматривал продажу с оговоркой, а именно — с правом выкупа: это означало, что виконт де Монвиль в течение определенного времени имел право выкупить свои земли за ту же стоимость, за которую продал. Таким образом он сумел выручить более ста тысяч экю, да еще золотом — огромную по тем временам сумму. Этим поступком отец совершенно обездолил сына, оставив ему лишь полуразрушенное поместье с прилегающим лесом и несколько арпанов [3] Арпан — старинная французская земельная мера; равнялась 30–51 ару (в зависимости от провинции). неплодородной земли. Не будучи в состоянии увезти все деньги разом, старший Монвиль спрятал остаток, прибегнув к помощи одного из арендаторов, который пользовался полным его доверием.