Елена Семёнова - Русский Жребий

— Андрей, не горячись. Господа просто погорячились. Никому ведь не хочется отдавать чужим своих пленных. Я надеюсь, господа, — генерал обратился к командиру и стоявшему позади караульному, — вы не собираетесь препятствовать нам в исполнении обязанностей, возложенных на нас правительством?

— Да катитесь, куда хотите! Всё равно мы скоро здесь всё покончим и в Киев придём, и там таких, как ты, люстрируем по самые гланды.

— Там и встретимся, — кивнул невозмутимый Бурмак.

Ровно через пять минут они уже мчались в бронированном генеральском внедорожнике.

— Знаете, Виктор Григорьевич, я вашему хладнокровию просто диву даюсь! — говорил Андрей. — С этакою мразью — и на вы! И «господами» их называть! Какие это, к псам, господа! Обычные гопники, которым место в колонии! Моя бы воля…

— Успокойся, Андрей. Нашей воли теперь нет, а значит нужно действовать сообразно обстоятельствам, чтобы добиться хоть чего-то.

— Такое ощущение, что вы дипломат, а не военный…

— Андрей у нас прежде в милиции служил, — пояснил Бурмак Олегу. — Поэтому на героев майдана реагирует, как цепной пёс на волка. Андрей, посмотри, пожалуйста, в каком населённом пункте мы можем без лишней опасности остановиться, чтобы показать нашего протеже врачу?

Андрей быстро взглянул на карту:

— Минут через двадцать будет сельцо. Нацгвардии там нет, а фельдшер, как минимум, надеюсь, подвернётся…

Надежды бывшего стража порядка оправдались, и через полчаса Олег оказался в руках перепуганной докторши, сразу заявившей, что в её маленькой больничке нет даже самой элементарной аппаратуры, чтобы диагностировать, какие повреждения имеются у больного. Получив команду «лечить без диагностики», она, однако же, покорно приступила к делу.

Кое-как залатанный и омытый, одетый в свежую одежду, которой поделился великодушный Андрей, Олег почувствовал себя несколько лучше. Тем более, что конечным «элементом лечения» стал хороший обед. Андрей, наскоро перекусив, вскоре оставил патрона, чтобы заняться машиной.

— Что вы со мной собираетесь делать дальше? — спросил Олег генерала.

— Я обещал твоей бабке спасти тебе жизнь. Своё обещание я выполнил. Дальше дело твоё. Я могу сделать тебе документы, и ты затаишься где-нибудь. В Киев я тебя не повезу — там запалимся все вместе. Можешь уехать в Россию, если хочешь.

— Я хочу вернуться к своим.

— Город окружён и вот-вот падёт.

— Тем более. Там мои друзья и невеста. Мой дом. И я не собираюсь драпать в Россию или хорониться, когда продолжается война.

— То есть ты хочешь, чтобы я тебя отпустил, чтобы ты вновь воевал против нас?

— Да, я буду воевать против вас, пока жив. Либо пока мы не победим.

— Ценю твою откровенность. Что ж, я не стану тебе препятствовать. Андрей подбросит тебя поближе к твоей цели, а дальше добирайся, как знаешь. Дороги перекрыты, и получить на них полю легче лёгкого.

— Я доберусь. Я здесь вырос и знаю в окрестностях каждую тропинку.

— Самоуверенности тебе не занимать.

— Скажите, Виктор Григорьевич… Ведь вы, я вижу, порядочный человек. Как вы можете служить этим мразям? — не удержался от вопроса Олег.

— Кто тебе сказал, сынок, что я служу мразям?

— А как же ещё это назвать, если вы состоите на службе правительства Украины?!

— Вот, Украине я и служу.

— Да нет никакой Украины! Неужели вы не понимаете?! И впредь никогда не будет! Даже то, что было, уничтожено: сожжено в Одессе, сровнено с землёй артиллерией в Луганске и у нас. Чему вы служите?

— Ты, конечно, полагаешь, что мне следовало бы приехать на Донбасс и вступить в ополчение?

— Это было бы правильно!

— Тут я с тобой не соглашусь. Я считаю, что в том братоубийстве, которое теперь идёт, виноваты и Киев, и Москва. И ни Киеву, ни Москве помогать я не хочу. Единственное моё желание — это спасти людские жизни по обе стороны фронта. Жизни таких, как ты. На моих руках нет крови. Зато спасённые жизни есть. Твоя, например. И я думаю, что эти жизни всецело оправдывают мой выбор. И ещё, сынок. Я никогда не поддерживал ни майдана, ни нынешней власти. Ни словом, ни делом. Так что совесть моя чиста, и не тебе читать мне мораль.

— Простите, — отозвался Олег. — Мне, пожалуй, и впрямь не стоило бы. Если бы не вы, меня бы непременно добили.

— Ты крепкий парень. Мне жаль, что ты собираешься вернуться в город — это слишком опасно. Но я понимаю тебя. Прежде чем отправляться, будь добр напиши несколько строк твоей бабке. Надо же мне привезти ей хоть что-то утешительное…

— А как же вы объясните моё исчезновение? Вам же за это может не поздоровиться.

— Не беспокойся. Этот вопрос я улажу. При нашем кабаке, когда исчезают «без вести» десятки находящихся в строю бойцов, и никому до этого нет дела, «сховать» одного полуживого пленника не так-то сложно…

— Спасибо вам, — искренне поблагодарил Олег. — Я перед вами всегда буду в долгу.

— Ты мне ничего не должен. Я исполняю свой долг. К тому же я кое-чем был обязан твоему деду.

Олег кое-как нацарапал плохо слушающейся рукой письмо, стараясь аккуратно выводить каждую букву, чтобы бабка не испугалась, что он искалечен, и, передав его генералу, попросил:

— Виктор Григорьевич, я вас об одном ещё только попрошу. Выясните, что случилось с моим братом!

— Обещать не могу, но всё возможное сделаю. Это тоже мой долг.

— Интересно… — Олег усмехнулся, — кроме вас, это слово на Украине ещё кто-нибудь помнит?

— Андрей помнит, — отозвался Бурмак, убирая письмо в тонкую папку. — Есть и другие… Но признаю, растление огромно и повсеместно. Смотрите, однако, чтобы оно не охватило и вас.

— У нас мародёров расстреливают, — сказал Олег. — А у вас вместо армии орды бандитов-беспредельщиков!

— У вас… Вы не едины, сынок. А, значит, у каждого «атамана» свой закон. Один мародёров расстреливает, а другой вместе с ними чинит произвол, ощутив себя властью. Я тебе так скажу. Если тон у вас станут задавать последние, то вся ваша безумная затея обречена. А произойдёт всё, скорее всего, именно так, потому Москва не лучше Киева. То же воровство, то же растление. Только более… «стабильное». «Цивилизованное», если так можно выразиться. В итоге одни воры договорятся с другими, потому что воры всегда находят взаимную выгоду, а вы и мы… — Бурмак печально усмехнулся, — станем приправой к чужой каше, нашими и вашими жизнями будет оплачен чужой навар. У вас прекрасные идеи. У многих стоявших на майдане они тоже были прекрасны. Справедливость, свобода, достойная власть… Что там ещё? Долой олигархов… Прекрасно! Вот, только идеи осыпаются, как жухлая листва осенью, оставляя лишь смутную память о весне, а грязь никуда не уходит.

— Вас послушать, так и вообще остаётся лишь сложить руки и помереть.