Елена Семёнова - Русский Жребий

Она почти не изменилась, его Наташа, с того дня, как молодой лейтенант шутливо предложил ей себя в качестве рыцаря солнечным днём на Красной площади… Да, начало их знакомства было вполне романическим, а, вот, жизнь вышла совсем не похожей на роман. Хотя романы тоже бывают разными, отнюдь не счастливыми.

Она одна растила его детей, а он скрывался под чужим именем в другой стране, чтобы государство, которому служил он верой и правдой, не упекло его без вины за решётку для умасливания побеждённых.

Дети росли, не зная отца. Он жил, не зная их. А она — ждала… Худела, бледнела от чрезмерной для хрупких плеч нагрузки, но не переставала верить. И как же мог он её веру обмануть? Не приехать, не обнять её хоть раз после ада последнего боя, в котором уцелели лишь он, Таруса и ещё один боец, после тоски госпиталя, после всего, что было?.. Получив отпуск для восстановления после ранения, Игорь с помощью Курамшина приехал в Москву.

Валерий отвёз его на квартиру, ключи от которой Стрешнев до сих пор берёг, а сам помчался за Наташей на её работу, чтобы подготовить и привезти…

Прошёл где-то час, прежде чем у двери раздался стук каблуков, и в прихожую не вошла, а вбежала дрожащая от волнения Наташа. Он вышел ей навстречу и, сам не находясь, что сказать и сделать, только неотрывно смотрел на неё. Она выронила сумку, прижала ладони к губам, заплакала… Только тогда Стрешнев бросился к ней и обнял, покрывая мокрое от слёз лицо поцелуями…

В тот вечер они много говорили: обоим было, о чём рассказать. Впрочем, больше рассказывала Наташа: о детях, о родителях, об их жизни в его отсутствие. Что мог рассказать ей он? Снова — о войне? Да она по телевизору эту войну изо дня в день видела да с Ниной обсуждала. Вновь не находили обе места, страшась за своих. Хоть и не появлялся никогда Игорь перед фотоаппаратами и камерами без балаклавы, а Наташа его в первом же кратком ролике узнала.

— Что мне лицо? Я голос твой слышала! Разве я могу твой голос с другим перепутать? Чуть с ума не сошла, когда услышала…

На другой день она взяла на работе отгул, и они провели его вместе. Счастье ли это было? Наверное. Только и оно — отравленное. Уже утром, прижимаясь щекой к его плечу, спросила Наташа робко:

— Ты не сердись на меня… Но я иногда думаю: может, лучше тебе было не прятаться?

— А что? Сесть на семнадцать лет?

— Тогда бы я хоть иногда смогла видеть тебя, навещать. А ещё звонить, писать…

Стрешнев закусил губу:

— Нет, Натуль, так не пойдёт. Терпилой никогда не был и не буду.

— Я знаю… — вздохнула она, приподнявшись на локте и проведя пальцем по его ещё не привычной ей бороде. — Ты изменился.

— Бороду отпустил?

— Да нет, вообще… Стал жёстче, суровее.

— Не мы такие, жизнь такая… Хотя ты не изменилась совсем.

— Откуда ты знаешь?

— Вижу прежние два солнца в твоих глазах. Раз они не погасли, то и ты прежняя. Хорошо, когда в этом треклятом мире есть что-то, что не меняется… А тем более — кто-то.

— Эти солнца ты зажёг. И если что-то в этом мире не меняется, то это моя любовь к тебе. Я тебя всегда буду ждать, что бы ни было… Вот, только…

— Что только?

— Сколько придётся нам ждать, чтобы жить, как люди?

— Если мы разгромим укров и построим своё государство, я заберу тебя отсюда. Будем жить в Новороссии все вместе — как люди. Правда, для этого нам нужно победить врагов не только впереди, но и сзади, а это трудно.

— Ты победишь, — уверенно сказала Наташа.

— Я — нет. Мы — быть может. Во всяком случае, я хочу в это верить. Не может быть, чтобы такое страшное количество жертв, такое число замечательных подвигов были напрасны. Не должно! Возможно, конечно, что мы мечтатели и романтики, которые хотят построить то, чего не может быть в этом мире, но мы будем сражаться. За то, во что верим, за тех, кого любим. Бог нас из таких передряг выводил, в каких мне ни разу не приходилось даже в Чечне бывать. Неужели просто так? Должен же быть какой-то высший смысл во всём этом!

— В одном ты не изменился точно.

— В чём же?

— В главном. В девизе, который тебе завещал твой дед.

— Не уклоняюсь… Да этому девизу я верен. И России — верен. И тебе. Так что не очень-то я изменился, — Стрешнев усмехнулся, чмокнул жену в голову. — Разве что огрубел маленько и разучился говорить те нежности-белоснежности, на которые был так щедр раньше.

— Это не страшно, — улыбнулась Наташа. — Я тоже разучилась отвечать на них.

Игорю очень хотелось хоть издали повидать сыновей, и решено было на другой день рискнуть и проехаться на электричке до дачи Курамшиных и обратно. Разговаривать с детьми, конечно, было опасно. А ну как потом сказали бы где, что приезжал папа, и это бы дошло до ненужных ушей? Ведь малы ещё совсем, несмышлёныши. Так хоть поглядеть на них, а не только на фотографии…

За весь этот день Наташа ни разу не спросила, насколько он приехал, словно боясь ответа. Не говорил об этом и Игорь. Ему до боли не хотелось расставаться с женой, но даже в этот первый за семь лет день, проведённый вместе, он не мог забыть о войне, не думать о своих бойцах, оставшихся без него в кризисный для республики и армии момент.

Впрочем, наступающее утро отвлекло его мысли от далёких боёв. Непривычная тишина, домашний уют, вид спокойно спящей, счастливой оттого, что он рядом, любимой женщины, настраивали на мирный лад. Налетели ураганом мечты о новой жизни — в новой стране после победы. Так и грезилась она светлой точкой в конце длинного беспросветного тоннеля.

Внезапно этот полусон-полумечту нарушил скрежет поставленного на режим вибрации мобильника. Быстро схватив его, Стрешнев ушёл на кухню и затворил дверь, не желая будить Наташу. В трубке раздался напряжённый голос Курамшина:

— Тебя вычислили. Они будут у вас максимум через полчаса. Быстро уходи оттуда и жди меня на нашем месте!

Затем последовал отбой…

Травимому волку не нужно дважды объяснять, откуда исходит опасность. Спешно возвратясь в комнату, Игорь нашёл жену уже проснувшейся и с тревогой смотрящей на него.

— Звонил Валерка. За мной уже едут, — коротко сказал он ей, одеваясь.

— Кто?.. — словно оборвался страдальческий голос в ответ.

— Доблестные органы… Откуда, чёрт возьми, они узнали?.. Как какого-нибудь матёрого террориста поймать, так не почешутся. А тут на другой день уже у ворот!

— Куда же ты теперь? — слабо спросила Наташа. Глаза её потухли, и она точно разом лишилась сил даже на то, чтобы подняться: так и сидела на постели, укутавшись в одеяло.

— Меня обещал подхватить Валерка. Как-нибудь выберемся. Он тебе потом всё сообщит.

— Я могу тебя проводить?

— Не надо. Они вот-вот будут здесь, и я должен бежать… Бежать! — он хватил кулаком по столу. — Как вор! Как трус! Как…