Николай Луговой - Побратимы

На другой день политотделом был подготовлен приказ об усилении защиты гражданского населения.

В нем говорилось:

«1. Командирам и комиссарам бригад, командирам и комиссарам отрядов, партизанам и партизанкам немедленно взять под охрану окружающие прилесные деревни и села с целью недопущения их разгрома…» [85] Партархив Крымского обкома Компартии Украины, ф. 151, ед. хр. 98, л. 50. .

Кроме приказа послали в бригады письма, отправили, как условились, представителей штаба и политотдела.

…В лесу еще темно, восток лишь обозначился блеклой полоской зари, а партизаны уже на ногах. Шагают отряды Николая Сороки, Якова Саковича и Семеня Мозгова во главе с комбригом Федором Федоренко и бригадным комиссаром Евгением Степановым. За ними Филипп Соловей и Мирон Егоров ведут три отряда пятой бригады: третий отряд Ивана Дегтярева, шестой — Федора Мазурца, двадцать первый — Ивана Сырьева. Всего в отрядах более семисот человек!

За каждой из отрядных колонн тянется обоз: две-три повозки с патронами, ящиками гранат и медикаментами. За ними три «Татры» тянут на буксире пушки; четыре «ЗИСа» везут зачехленные «катюши».

Морозит. Утро разгорается погожее. Но партизанам не до него. Вот в небе ревут моторы бомбардировщиков и по колоннам несется команда:

— Во-о-здух!

Бойцы прячутся под кроны деревьев, к укрытиям жмутся повозки и машины. Движение замирает.

Самолеты летят на предельно малой высоте, и лес заполняется ревом. Спустя минуту-другую в районе Яман-Таша падают, завывая, бомбы. Эхо множит эти звуки, и по всей долине Бурульчи, по просторам Бурмы разливаются раскаты — все гремит, трещит, грохочет, как при горном обвале. Сбросив бомбы, немцы кружат над лесом, выискивая новую цель, и, лишь когда кончается боезапас, улетают.

В тот же миг на дороге возобновляет движение колонна.

Но опасность не исчезает. Над лесом беспрерывно кружит пикирующий бомбардировщик. Он все высматривает и передает по радио своим.

Вот он засек дымок у костра в урочище Чу-Унча, пошел пикировать на него, поливая пулеметным огнем. Партизаны то и дело разбегаются, прячутся за валуны и деревья. Досаднее же всего то, что внимание врага привлечено как раз к той дороге, по которой движется партизанская колонна. Алексей Калашников, командир заставы, решает по- севастопольски.

— Всем!.. По самолету!.. — приказывает он. Пулеметчик Глушко положил пулемет стволом на пень и приготовился к бою. Приготовились автоматчики и сам командир. И когда самолет бросился в пике, на него метнулся шквал пуль. И вот «штукас» выпускает хвост черного дыма, не выходя из пике, ныряет в лесную чащобу, и там, где он скрылся, раздается треск деревьев… Взрыв! Над лесом встает облако дыма.

— Рухнул!..

На опушке леса во время привала собрались отрядные командиры. Раскрыты планшеты, вынуты карандаши.

— Приказ таков, товарищи! — сообщает Федоренко. — Разбить гарнизон в райцентре Зуя. Из тюрьмы освободить патриотов-смертников. В зуйском гарнизоне шестьсот солдат и офицеров. Кроме того, две комендатуры, группа СД, жандармский отряд, охранники при тюрьме. Ну, и тайная агентура, конечно, есть. В общем, тысяча набирается. Вооружены винтовками, автоматами. Пулеметов насчитано двадцать три. А расположены войска так…

Федоренко разворачивает листок с вычерченным на нем планом Зуи.

Партизаны уже давно нацеливались на зуйский гарнизон. Командиры разведки Павел Рындин и Николай Колпаков более трех недель посылали в Зую одну разведку за другой: то Николая Клемпарского с Клементом Медо и Александром Гира, то зуйских комсомольцев — Ваню Кулявина, Юру Крылова, Мишу Буренко. И вот теперь настало время действовать.

Федоренко взобрался на вершину холма, поросшего кустарником и, вскинув к глазам бинокль, стал осматривать ту полосу «мертвой» зоны, через которую с наступлением темноты отрядам предстоит шагать кому восемь-десять километров по прямой, а некоторым, кто пойдет в обход, и все пятнадцать-восемнадцать.

Впереди всхолмленная степь. Села предгорья скрыты в долинах. Не видна и Зуя. О месте расположения райцентра можно догадаться лишь по сбегающимся к нему дорогам: с севера — из старой Бурульчи, Бешарани, Калму-Кары, а с юга — из Мазанки, Барабановки и Нейзаца.

Тем временем уже вечереет. Сыплет мелкий холодный дождик. Вскоре все потонуло в плотной темноте ночи: и горы, и леса, и степь.

Пора в путь. Колонна за колонной отряды уходят в густую тьму, навстречу врагу, опасностям и неожиданностям. Шесть колонн — шесть дорог. Седьмой колонной, следом за двадцать четвертым отрядом, идет бригадный штаб с группой связных и охраны.

Федор Федоренко в который раз подносит к глазам руку с часами. Всматривается в светящиеся стрелки.

— Почти полчаса шагаем. Если так спокойно протопаем еще с полчаса…

Вдруг на дороге Фриденталь — Крымская роза, где идут 3-й и 21-й отряды, послышалась стрельба.

Послали туда связных: оказалось, что партизаны столкнулись в потемках с группой немцев, шедших на поиски экипажа упавшего в лесу «штукаса».

Опять тишина. Слышен лишь равномерный шум дождя. В непроглядной тьме отряды разделились на группы и подбираются к вражеским позициям. Что у них на пути? Обойдут ли все помехи? Ведь в любой миг на любом участке возможно столкновение…

Федоренко вновь глядит на часы.

— Еще полчаса тишины…

Слева, в низине, где таится зуйский гарнизон, хлопает выстрел и в небо взвивается белая ракета. Тревога?

Или обычный прием немецких охранников? Нервы напрягаются сильнее.

Двадцать три тридцать. Если ни одна из групп не замешкалась, то исходные рубежи заняты. А если кто обходит помехи и не успел? На это отрядам дано полчаса резервного времени. И каждая минута этого получаса тянется еще более томительно.

— Двадцать четыре, — вполголоса говорит Федоренко, и сигнальщики взводят курки ракетниц.

— Нет, — решительно опускает часы Федоренко. — Полчаса добавим. Может, кто еще не дополз или не убрал часового, торчащего на пути…

Впоследствии выяснилось, что расчетливость комбрига была очень кстати: отряд Саковича, становясь на шоссе в заслон, наткнулся на патрульных именно там, где Саковичу нужно было занимать позицию и резать связь. Пришлось выслеживать и бесшумно снимать. Из-за этого задержался и переход через шоссе отряда Сороки и словаков Белко.

Наконец наступает и крайнее время. Федоренко опускает левую руку с часами.

— Ну, хлопцы, давайте!

В тот же миг красные ракеты взвились в ночной тьме. Но партизаны молчат. Там, где должны быть бойцы Мозгова, тихо: ни призывных криков атакующих, ни шума стрельбы.

— Что они? Опоздали? Или не заметили сигнала? Повторить?

— Не надо, — спокойно отвечает Федоренко. — Получится два раза по два. Такого сигнала мы не устанавливали.