Эмиль Кардин - Сколько длятся полвека?

27 сентября мятежники овладели Толедо, куда богатые мадридцы ездили развлечься, погулять на берегу Тахо — каких–нибудь семьдесят километров.

Франко перенес в Толедо свой штаб. Эшелоны подбрасывали германское и итальянское снаряжение. В конюшне перебирал ногами белый конь, на котором предстояло въехать в столицу…

Война властно потребовала от республики создания единой, централизованной армии. Началось комплектование регулярных бригад, со скрипом преодолевалась штабная неразбериха. Опора Лярго Кабальеро, командующий Центральным фронтом Асенсио ставил палки в колеса, выдвигал собственные прожекты.

16 октября Кабальеро подписал декрет об учреждении в армии института военных комиссаров.

Наступала пора разумных решений. Но они не всегда осуществлялись.

Был скрупулезно разработан план строительства трех укрепленных поясов вокруг Мадрида. Он так и остался на бумаге. К работам приступили позже и по другому плану.

15 октября армия мятежников «Тахо» прорвала оборону и по равнине двинулась вперед, к Мадриду.

Генерал Асенсио заявил правительству: учитывая явное превосходство неприятеля, продолжать борьбу бессмысленно.

Однако войска отбивались, бросались в контратаки.

31 октября бои завязались у самого Мадрида.

У республиканцев отсутствуют резервы. Еще бы несколько дней, и закончилось бы формирование пяти испанских и двух интернациональных бригад. Но где их взягь, эти дни?

Хетафе, южный пригород столицы, уже у мятежников.

Правительство Лярго Кабальеро покидает Мадрид, за ним — военное министерство и штаб Центрального фронта…

Однако растерянность и паника сменяются порядком и исступленной решимостью. Компартия принимает на себя ответственность за защиту Мадрида.

Мятежный генерал Мола обещает, вступив в Мадрид, обратиться к миру с самой короткой речью: «Я — здесь». Сражающийся Мадрид объявляет: «Но пасаран!» («Они не пройдут!»)

7 ноября самоуверенное продвижение франкистов застопорилось. Им удалось зацепиться лишь за опушку пригородного парка Kaca дель Кампо, на юге захватить Карабанчель Бахо.

Тем временем подтягиваются республиканские бригады и трехтысячная колонна анархистов из Каталонии. В бой вступает 1‑я (11‑я), 2‑я (12‑я) интернациональные бригады.

Лобовой штурм Мадрида потерпел крах, франкисты выдохлись. Республиканское командование укрепляло город, готовило контрудар.

По этой причине и перебросили под Мадрид «Марсельезу». Ее совместные с бригадой Галана контратаки увенчались успехом. Лас Розас — небольшой городок на железнодорожной линии, в истоках реки Гвадаррамы, мог пригодиться в последующих операциях. Но как они планируются? Не добившись вразумительных ответов, сбитый с толку противоречивыми приказами штаба Центрального фронта и штаба Мадридского фронта, Вальтер в поисках ясности и в надежде на свидание с Горевым направился в столицу.

По ярко освещенной лестнице Горев спускался не спеша, с видом человека, мало обремененного заботами. Будто наносил визит вежливости: кожаное пальто на руке, в зубах трубка, белый платочек в кармане.

Насколько чужероден костюм на Берзине, настолько естествен и элегантен Горев в своей тройке. Лишь пиджак топорщился над правым задним карманом отутюженных брюк.

Горев задержался возле Вальтера, вынул трубку изо рта.

— Через пятнадцать минут к вашим услугам.

И скрылся в кабинете подполковника Винсенте Рохо.

— Ваш шофер понимает по–русски? — спросил Горев, когда, вернувшись от Рохо, поднимался с Вальтером по лестнице.

— Ни бум–бум!

— Мой еще больше «ни бум–бум». Однако предпочел бы, чтоб они приятно побеседовали в вашем «мерседесе», пока мы будем беседовать в моей «испано–сюизе».

На улице он накинул на плечи кожаный реглан.

— Погодка.

Они расположились на заднем сиденье, Горев приспустил боковое стекло, набил трубку «донхиллом». Движения у него быстрые, но ровные, не порывистые. Высокий лоб, оттопыренные уши, молодое, готовое вот–вот расплыться в улыбке лицо. Однако за два часа ни разу не улыбнулся.

— Предварительное замечание. Вы мне не подчинены ни формально, ни по существу. Вы — испанский генерал. И все. В отличие от других испанских командиров у вас не будет русского консультанта. Никто не утрет вам слезы, не подсунет шпаргалку. Ваша воля — воспользоваться моими советами либо послать меня…

Крепкое словечко вплеталось в гладкую книжную речь Горева, избавляя от подробностей.

— В положении, аналогичном вашему, пребывают Клебер, отчасти Лукач. В ноябрьские дни — не жалею красивых слов — Клебер проявил чудеса. Лукач же и смел, и умен, и лукав, и добр. Приплюсуйте: настоящий хозяин. У него транспорта больше, чем в любой бригаде. Боеприпасов тоже. Прекрасный лазарет… Неспроста и не в назидание расписываю Лукача. Вам действовать под Лас Розас совместно.

Вальтер это предвидел, внимательно и ревниво слушал все, что касалось уже знаменитого командира двенадцатой бригады. Они виделись. Правда, как–то поспешно, разговаривали на людях. Это беглое знакомство оставило у Вальтера ощущения неясные, он не сумел сразу ответить на сердечную открытость Лукача.

Сейчас Вальтера интересовало другое, — Лукач, по словам Горева, не церемонится со штатным расписанием, перекраивает его.

— Вы, я слышал, тоже не слишком почитаете штатный сносок? — вопросительно повернулся Горев.

— Пробую перестроить штаб. В несбыточной надежде приблизить к нашему штабригу.

Горев затянулся.

— Не к штадиву? Не исключено развертывание дивизий на базе бригад. Вуде оно станет осуществляться с умом. Вот какие вуаля…

— Не допускал такого оборота.

— Имейте в виду… Вернемся, однако, к вашему положению. Сегодня, я полагаю, вы переступили некие границы. Проявили большую настойчивость, чем падлежит командиру интербригады. Да, вы жаждали определенности. Но настойчивость ваша не соответствует должностному рангу. Чувствуете? Демонстрируя противоречия приказов двух штабов — Мадридского и Центрального, вы их невольно подвергали критике. Для этого имеются основания? У меня их во сто крат больше… Батальон бригады имени Домбровского в одну ночь получает четыре приказа. В каждом — свое направление действий… Помимо всего прочего, ничегошеньки не добьетесь. Необходимо быть политиком, дипломатом.

— Я приехал воевать, а не разводить дипломатию.

— Я приехал разводить, как вы соблаговолили заметить, дипломатию, а не… Все мы приехали сражаться с фашизмом, — Горев был выше личных обид. — Постепенно сами почувствуете пределы своих «должен» и «могу». Вы вправе спросить: как же быть?

Ответ сводился к тому, что необходимы верные ориентиры — люди, на которых можно положиться в штабе, среди командования.