Эмиль Кардин - Сколько длятся полвека?

Клебер безнадежно вздохнул.

— Скромность украшает большевика. Прорабатывали. Матушка–история нас рассудит.

— У нее, у матушки, найдутся заботы.

— Сухой вы человек, Владимир Ефимович, сухой. Среди братьев по оружию, как на дипломатическом рауте…

Прощаясь с Вальтером, Горев в коридоре приглушил голос:

— Клеберу невдомек, что он уже не командир одиннадцатой бригады. — И, предупреждая возможные вопросы: — Судьба играет человеком… даже когда он примеривается к памятнику при жизни.

В категорическом тоне атташе промелькнули нотки растерянности.

— Вот какие вуаля, — неожиданно печально закончил он.

Неспроста, быть может, Горев зазывал Вальтера обедать. Не хотел оставаться с глазу на глаз с Клебером…

Дождь, припустивший с утра, не утихал, и когда оборвался асфальт и «мерседес» забуксовал, погружаясь колесами в глину, Вальтер впервые за день облегчил душу, выложив Хосе все по поводу дерьмовых дорог, машин, водителей. И отправился с Алеком пешком.

Капитан Моранди доложил: особых происшествий не произошло. Да и что может произойти в таком тумане?

— А не особые? — переспросил Вальтер.

— Не особые? — постарался припомнить Моранди. — Несколько добровольцев из первой как будто роты тринадцатого батальона захватили огневую точку на высоте к западу от рощи…

Моранди обвел на карте высоту и пометил крестиком. Вальтер не следил за его карандашом.

— Помню. Нам она еще очень сгодится… Хочу не об этом, — он говорил, растягивая слова, останавливаясь. — Не об этом… Никто не приказывал. Сами, по доброй воле. Воспользовались туманом и лишним шансом получить пулю. Сколько их? Фамилии? Узнайте. Кто погиб, кто ранен? До последней детали.

— Слушаюсь.

Моранди почувствовал свою вину, но не склонен был преувеличивать эпизод и будущую роль высоты у рощи.

— Это — событие чрезвычайной важности, товарищ Моранди. Из тех, которые определяют войну. Смысл ее. Не поручусь, что таков «урок всей мудрости земной». Но военной — наверняка. Для меня сегодня — именно так.

Закончил буднично, как обычно при общении с Моранди:

— Приказ по бригаде. Поименная благодарность. Отпуск на двое суток в Мадрид. Зачитать во всех ротах. Политкомиссарам провести беседы…

Покидая Мадрид, Лярго Кабальеро вручил' генералу Миахе запечатанный конверт, разрешив вскрыть не ранее, как через двенадцать часов. Миаха в отчаянии разорвал конверт досрочно и прочитал приказ:

«Дабы иметь возможность выполнять основную задачу по обороне республики, правительство решило выехать из Мадрида и поручить Вашему Превосходительству оборону столицы любой ценой. Для помощи вам в этом трудном деле создается, кроме обычного административного аппарата, Хунта по обороне Мадрида с представителями всех политических партий, входящих в правительство, той же пропорции, в какой они входят в правительство. (Представители партий разбежались, безотносительно к пропорциям. Остался лишь коммунист Антонио Михе. — В. К. ) … На случай, если, несмотря на все усилия, столицу придется оставить, тому же органу поручается спасти все имущество военного значения… В качестве Вашего штаба Вам придается Генеральный штаб, кроме той части, которую правительство сочтет необходимым взять с собой».

Приданной ему части Генерального штаба генералу Миахе обнаружить не удалось.

В ночь на 7 ноября шесть штабных офицеров во главе с начальником оперативного отдела, прихватив документы, перебежали к мятежникам.

Из донесения советского военного атташе комбрига В. Е. Горева об обстановке в Мадриде 7–8 ноября и о военном министерстве:

«В общем следует считать, что было сделано все, чтобы сдать Мадрид».

Из сводок, докладных записок, газет, приказов и других материалов, относящихся к тем дням:

«Бойцы, отметьте 19‑ю годовщину русской революции несокрушимым сопротивлением!.. Коммунисты — все на передовую! Ни одного района, ни одной ячейки, все члены которых не были бы на фронте».

«За Мадрид сражались батальоны Пятого полка: «Парижская Коммуна», «Ленинград», «Мадридская Коммуна», «Моряки Кронштадта». Первые два целиком погибли».

«Оружие брать у мертвых, не теряя ни секунды».

«Телами убитых укреплять парапет».

«Дневная нагрузка танковых экипажей (республиканских, состоящих по преимуществу из советских танков. — В. К. ) колебалась от 16 до 18 часов работы».

Польская рота из батальона бригады имени Домбровского получила приказ Клебера держаться любой ценой до подхода подкреплений. И держалась. В роге осталось 5 человек.

Женщины приносили на мадридские баррикады кофе, коньяк, продукты. «Они говорили бойцам самые нежные и самые жестокие слова. Они обнимали храбрых и насмехались над теми, кто колеблется».

4 ноября в штабе мятежников для журналистов отпечатали на шести страницах описание взятия Мадрида. Для подробностей оставили пробелы. Фашистские газеты, не дожидаясь подробностей, вышли 7 ноября с сообщениями о вступлении Франко в Мадрид. Поток приветствующих его победу телеграмм захлестывал телеграф остававшегося республиканским Мадрида.

Высотка эта — темная зелень на подъеме, скалистая макушка — запомнится ему надолго.

Утром, когда туман белой, уходящей в небо лавиной поднялся с Сьерры–де–Гвадаррамы, после коротких огневых перекатов донеслось прерывистое тарахтенье моторов.

Пять бронированных машин двигалось в обход высоты, позади, глотая выхлопную гарь, — пехота.

Вальтер из своего сделанного наспех блиндажа видел: атака не слишком опасна. На высоте у него теперь пулеметная точка. Фланкирующий огонь отсечет пехоту от танков, и им без нее далеко не уйти — на гористых склонах не разгуляешься.

«Максим» с высоты включился вовремя, ему отозвался второй, третий. Танки замешкались, пехота прижала животы к земле.

Его «Марсельеза» начинает неплохо воевать. Он сбил на затылок фуражку, провел рукавом по красной потной полосе на лбу, которую она оставляла.

— Алек, спички.

Схватил коробок, чиркнул. Поднес к глазам бинокль.

Танки нацелили короткие стволы в сторону высоты.

Дудки. Снаряды, летящие по такой траектории, не опасны.

Откуда–то из тылов грохнула артиллерия. Разрывы зашторили вершину. Пехота сейчас накапливается для рывка.

— Товарищ Агард, ответить.

Маловато снарядов, артиллерийский ответ звучит жидко.

Мятежники бегут рассредоточенной цепью. Справа офицер. Движением отчаянным и ухарским сбросил плащ. Перебегает, падает, вскакивает. Из молодых, горячих. Под Лопера Вальтер беседовал с таким. На грудь нашито красное сердце величиной с ладонь.

— Что за знак, господин лейтенант?

— Сердце Иисуса…

Сейчас они, с сердцами из красной фланели на. мундирах, ползут на высоту, перебегают от валуна к валуну.