Григорий Глазов - Расшифровано временем

Теперь, оказавшись почти в таком же положении, как и те люди, вспоминая их, Белов думал о том, сколько раз и из чего судьба предлагала им выбирать, сколько еще и ему она предложит…

Склоненную фигуру Белова Саша увидел, выходя из чащи к просеке. Спрятавшись и приготовив автомат, Саша наблюдал, как незнакомец мыл у ямы сапоги, старательно протирал их, окуная тряпку в железную банку. Похоже, он был один.

«Смотри, какой аккуратный… Кто же это? — Саша всматривался в незнакомца. — Шинель наша… Переодетый немец? Здесь? Зачем?.. Может, дезертир?..»

Скрываясь за кустами, за стволами деревьев, Саша приблизился. Спина незнакомца — сильная, широкая — была почти рядом. Комбинезон, кожанка, шинель рядового… Странное обмундирование, слишком много всего. Чужое, что ли?

— Не шевелись! Руки вверх! — скомандовал Саша.

Команда была понята сразу, человек выпрямился и поднял руки.

— Кругом! — приказал Саша.

Белов повернулся и увидел молоденького солдата, шинель под ремнем ловко оправлена, застегнута на все скобочки, ППШ. И палец на спусковом крючке не дрожит, не елозит… «Наш! Неужто наши уже здесь?» — подумалось радостно.

Какое-то время оба стояли, не зная, что делать дальше. Белов, остро поглядывая, решал, как начать разговор, — мешал наведенный автомат. Саша думал, как быть с плененным.

— Ну, налюбовался? — первым начал Белов.

— Вы кто? — спросил Саша, подходя ближе.

— Руки можно опустить? — усмехнувшись, уклонился Белов.

— Опустите, но держите по швам. Зачем и откуда идете? Документы? — Саша отметил, что этот странно одетый человек гладко выбрит.

— Иду издалека. И куда — отсюда не видать, — медленно ответил Белов. — Фамилия моя тебе не нужна. Веди к своему командиру… Только время теряем…

— Не юлите. Что делаете здесь?

— Не отвечу, пристрелишь? Ты-то чего сам шепотом разговариваешь? — ухмыльнулся Белов.

Уверенность, независимость, сквозившие в манере разговаривать, в жестком взгляде немигавших воспаленных глаз незнакомца, смущали Сашу. Белов понял это, оглянулся и, расслабившись, присел на поваленную ольху.

— Ты-то кто сам, если не военная тайна? — спросил он.

— Вам знать необязательно.

— Я тебе расскажу, кто ты. Хочешь? — осенило Белова.

— Любопытно, — хмуро ответил Саша. Его начинали раздражать то ли нахрапистость, то ли сила и самоуверенность этого человека, не желавшего отвечать на, казалось бы, прямые вопросы. «Рубануть — и дело с концом, — шевельнул Саша пальцем на спусковом крючке. — Выбрился, как на свадьбу… Время с ним теряю».

Белов был почти уверен, что этот молоденький солдатик наш, свой; надо бы как-то договориться с ним, чтоб отпустил, и Белов одобрительно вспомнил:

— Лихо ты фрицев заделал… там, в поле… Друга твоего видел… Что же не закрыл ему глаза, не похоронил? — Он неотрывно смотрел Саше в лицо и сразу заметил, как оно дрогнуло. — Торопился?.. Нет, значит, здесь наших…

— Заделал — не заделал — не ваша забота.

— Как знать, — перебил Белов.

— Мы ведь тут не в лото встретились поиграть. Последний раз спрашиваю: куда идете?

— Из окружения, к своим, — отчеканил Белов.

— Полк, дивизия?

Белов назвал. Эту дивизию Саша знал, на участке обороны названного полка он и Муталиб переходили линию фронта. Значит, дивизия отступила… Вот в чем дело!.. Если, конечно… этот говорит правду.

— Оружие есть? — спросил Саша.

— Вот. — Белов отдал маузер. — Пустой…

— Значит, попутчики? — прищурив глаз, все еще проверял незнакомца Саша.

— Вместе нам ни к чему, — покачал головой Белов. — Поодиночке вернее. Меньше шуму и больше согласия…

— Странно вы рассуждаете… Вдвоем все-таки надежнее.

— Одолжил бы ты мне для надежности десяток патронов маузер снарядить. Авось отдам при случае… И пожелаем друг другу счастливого пути.

— У меня ведь и карта…

Да я и без нее могу… Нюх у меня на них теперь собачий, — Белов вспомнил о фельдфебеле, его зубах и широкой бычьей шее. «Вот привязался, — думал он о Саше. — У него и патроны, и харч, наверное… Но одному надежнее. Кто знает, что он за малый?.. В такой дороге несогласие — смерть».

Теперь они сидели оба на ольхе. Саша достал кисет. Предложил. Он видел, с какой жадностью и вместе с тем осторожностью Белов сыпал махру в обрывок газеты, как плотно и умело сворачивал самокрутку, как медленно и глубоко затягивался, прикрыв от наслаждения глаза.

— Давно не курил, — сказал Белов, слюнявя самокрутку у низко обгоревшего края, чувствуя, как легко и приятно кружится голова. — Так что, дашь патронов?

— Не понимаю вас. — Саша пожал плечами.

— Настырный ты хлопец! Боишься один, что ли?

— Вы что, не представляете, где мы? — не отвечая на обидный вопрос, спросил Саша.

— Ладно, — погодя отозвался Белов, экономно погасил окурок, спрятал в карман. — Хочется тебе вместе со мной? Идем. Только помни: в няньки не гожусь, делать буду то, что сам определю, с советами не лезь и вопросами душу не тревожь.

— Да-а-а… Условия… — протянул Саша. — Возьмите свою бесполезную игрушку. — Потом развязал вещмешок, зачерпнул горсть патронов от автомата. — Нате… — но задержал руку. — А может, вы дезертир?

— Дезертир? — сверкнул Белов глазами, не принял шутки. — Значит, никак по твоей мерке не выше?.. Прыткий ты, солдат. Поглядим, не упреешь ли, — и сердито умолк. Не глядя на Сашу, вытащил из маузера обойму.

— Возьмите патроны. — Саша протянул руку.

— Много я с тобой слов потратил, — сказал Белов, — на неделю вперед лимит израсходовал… — Он поднялся, вогнал отяжелевшую обойму в маузер и сунул его в карман шинели…

Шагали они молча. Белов — впереди. Саша поспешал следом, вопросов больше не задавал, а знать хотелось: как, при каких обстоятельствах его попутчик оказался в окружении, почему так странно одет, в каком звании. Подумывал даже, не зря ли увязался за ним, ведь выходило — сам напросился. И теперь все складывалось так, что вроде попал в подчиненные к человеку, о котором ничего не знает и который не желает ни спрашивать мнения, ни выслушивать советов в рискованной, полной неизвестности дороге, где на каждом километре их может подстерегать судьба Муталиба…

На редких привалах они почти не разговаривали. Разве только о самом необходимом, что неизбежно заявляло о себе на долгом и трудном пути. Но получалось, что если Саша и задавал вопрос, то как бы испрашивая разрешения…

От еды, от Сашиных запасов Белов не отказывался, но брал деликатно, самую малость, будто задолжать боялся, а о себе сказал Саше лишь то, что зовут его Петром Ивановичем.

Отходчивая натура Саши требовала общения, но постепенно он привык, смирился с молчаливостью попутчика, которая поначалу удивляла и отталкивала его в Белове. А тот не спеша вызнавал у Саши, откуда он родом, каким военным делом был занят, как давно на фронте, зачем оказался в тылу, расспросил и о том, как погиб Муталиб. И все Сашины рассказы завершал одинаково, одной фразой: «Давить их, паскуд, надо!» И при этом смотрел на свои огромные руки, сжимал их, а Саша дивился скрытой в них силе, не зная, что в эти моменты Белов мысленно видел перед собой лицо коротышки фельдфебеля из конвоя, его бычью шею со вздувшейся жилой, которую так хотелось тогда поймать в пятерню, сжать, скрутить.