Дмитрий Якорнов - То АТО. Дневник добровольца

За Ж. приехали на двух машинах, я еду с его отцом и двумя молодыми людьми. По дороге обмениваемся мнениями, в перемирие никто особо не верит, позитива вообще мало, ж., оказывается, активист Майдана, ходил туда и в самые опасные дни февраля.

Уже дома, в Киеве, удивляются, почему я не лысый, и обзывают «рядовым-пушистиком», чтобы я сражал всех своим обаянием. Я напоминаю, что рога ставить мне не надо (смотри мультик «Пингвины Мадагаскара»),

При передвижении по городу чувствуешь себя крутым: все косятся на форму и берцы. Еду на пл. Шевченко, автобус до Десны идет в два часа. Маршрутка едет настолько медленно, что рискую подогнать водителя: «На войну опоздаю». Ответ: «Все там будем — не спеши».

Автобуса ждет несколько человек в форме, в том числе Я. из Житомирской области. Увольнительную получил в четверг, домой ехать 5,5 часов.

Народу в автобусе много, в том числе стоящих. На станции метро Героев Днепра еще добавляется. Приезжаем достаточно быстро: в 15:35 уже в казарме, по дороге никто не останавливает.

Новостей тут нет, только ближе к ужину появляется насяльник-изобретатель, который обещает нас учить практическим вещам по ЗИЛам и «Уралам». На ужине Ж. делит домашний торт — передали ему настолько много, что для нас с Ж.-младшим он как Дед Мороз, все время подбрасывает подарки. Я свой кулек положил на шкаф: «Хлопці, беріть». К вечеру уже мало осталось.

Вчера все улеглись в 21:20, сегодня присяга. Поэтому все трезвые и тихие. Очень похолодало, обещают к среде -20, сегодня -12. Обсуждаем, нужно ли солдатам из Донецка и Луганска одевать балаклавы, ведь были случаи, что журналисты выкладывали фото с присяги, а потом в Лугандоне родственников кидали по подвалам. Насяльник сказал: никто снимать не будет, балаклавы не нужны. Одеваю на себя почти всю одежду, чтобы не замерзнуть. Наслышан, что присяга затягивается до четырех часов и многие заболевают воспалением легких.

Сама церемония. На небольшом плацу выстраивается пять колонн, это пять рот нашего рембата (у меня 4-я). В нашей колонне около 70 человек, передние шесть стоят с автоматами, это люди с фамилиями на А и Б. Я, как один из последних в алфавите, стою в крайней правой колонне, поэтому могу хорошо рассмотреть всех остальных рембатовцев. Другие роты отличаются от нашей по виду — у нас половина в гражданских куртках, есть и в джинсах. Спрашивали у насяльника: нужно ли меняться одеждой, чтобы хотя бы верхняя «зеленка» была у всех одинаковая? Тот отвечает: нет, волонтеры увидят наш разнобой — мигом принесут чего-нибудь. «Зеленка» — это верхняя роба и штаны, одноцветные, в 90 % случаев канадские. На момент нашего прибытия оставались только самые большие размеры, поэтому за ней никого не водили. Под «зеленку» одевают «пиксельку» — более легкую форму, которую можно носить и зимой и летом, нашего производства.

До начала церемонии офицеры проверяют, все ли на месте, у всех ли есть перчатки и теплые шапки. Некоторые побежали утепляться. Один из наших «перезанимался» — не смог прийти, лежал синий, другой в лазарете.

Выносят флаг. Выходит насяльник, после команды «Струнко!» говорит небольшую речь о важности ритуала присяги, особенно в наши дни. Потом слово передает одному из мобилизованных — другой насяльник. Тот более подробно рассказывает, что «русичі та козаки приймали присягу… найголовніше не просто прийняти присягу, а й виконати її… тепер, коли у нас війна на Сході, треба вигнати Хуйла з нашої землі…» Потом перед каждой ротой ставят стол, за столом стоит офицер, которому другой насяльник дал приказ принимать присягу. В нашей роте почти 70 человек, поэтому принимают два насяльника, в других — от 20 до 50, так что там и одного достаточно.

Большинство читает присягу тихо, слов не слышно. Некоторые свідомі — громко, я стараюсь все сделать правильно и прочувствовать важность момента, но мороз заставляет τopoпитьcя. Торжественность накатывает, когда все вместе поем гимн, повторяя за Пономаревым.

После присяги идем получать недостающую форму: большинству невысоких нужна пикселька, а мне — зеленка. Ее выдают на отдельном складе. Вместе со мной пришло около 20 человек и солдат-контрактник, сопровождающий. Кладовщица смотрит на нас и выдает всего три комплекта, остальным — ничего нет. В списках нас не находят, хотя пересмотрели их изрядно: люди все время прибывают, на склады инфа запаздывает.

Мне вместе с формой достается буклет: на восьми листочках на английском и французском подробно рассказывается о четырех элементах, включающих: 1) термобелье, 2) свитер, 3) куртку, 4) штаны и верхнюю робу. Все вместе выдерживает температуру до -57. Внутренний слой — самый важный, его даже протыкать нельзя, иначе герметичность нарушается. Но нам выдают только верхнюю тонкую робу и штаны, все без подкладки. На вопрос, где все остальное, кладовщица отвечает: «Да не было больше ничего, не могли же мы украсть столько вещей из четырех тысяч комплектов».

По дороге в казарму расспрашиваю пехотинцев и автобатов-цев, некоторые показывают на себе те самые недостающие три части (термобелье, зеленка, куртка), говорят, что в первые дни выдавали. В нашей казарме мужики говорят, что если эту робу одеть на свою зимнюю одежду (куртку, штаны), то тоже неплохо выходит.

В казарме обнаруживаю, что мой сосед В. покрылся подозрительными прыщами, отправляю его в госпиталь. Он сначала идет в санчасть, где ему какой-то крем рекомендуют. Я говорю, чтобы шел в госпиталь. Через час оттуда приходит новость, что у него ветрянка (хотя говорил, что ветрянкой уже болел). Советуют все вещи в. убрать, вымыть все хлоркой. Карантин для нас, соседей В., не назначают, а я не собираюсь всю ночь дышать хлоркой и переезжаю в общую казарму, на свежесобранную четырехспальную кровать, к двум Ж.

За эту неделю в казарме собрали два десятка деревянных двухэтажных кроватей, каждая на четырех человек, два сверху, два снизу (чтобы не возникало желания лезть обниматься к своему соседу, стоит доска-перегородка). Кровати из свежераспиленных сырых досок собирают несколько рабочих, по 2–4 кровати за несколько часов работы — сколько досок привезли, столько и собрали. Я заподозрил, что спать будет сыровато: по наблюдениям, в сушарку иногда приносили сушить матрасы, а вряд ли кого-нибудь могли мобилизовать с энурезом. Сушарка — отдельная комната, целая стена в которой занята гигантскими радиаторами. Температура там около сорока, и под потолком полно крючков и перекладин, чтобы сушить белье и обувь.

Соседи из нашей отдельной комнаты надо мной подшучивают: «А магарыч?» — «Не, магарыч он принесет, когда обратно проситься будет». Все отслужившие в армии знают: в общей казарме намного шумнее, и спать в таких условиях хуже, да и на психику давит, если находишься все время рядом с десятками людей. Но я именно хочу привыкнуть, ведь в АТО условия будут куда хуже.