Владимир Бээкман - И сто смертей

Широколицая крупная женщина принялась бесцельно суетиться, сперва сложила руки, затем спрятала их под передником, быстро семеня подошла к столу, подвинула стул, разгладила клеенку. Ее полная беспомощность бросалась в глаза и вызывала чувство неловкости. До сих пор женщина не произнесла ни единого слова.

Молчание становилось гнетущим.

Какой-то шорох в задней комнате заставил Акермана насторожиться. Он решил быстро откланяться. Женщина его не знает, так пусть он и останется неизвестным. Он о себе ничего не скажет. Навряд ли кто станет предпринимать что-нибудь из-за незнакомого человека, мало ли их сейчас бродит по дорогам и лесам!

— Ну, если у хозяйки ничего не найдется, то я пошел дальше, сказал он по возможности спокойным тоном.

Широколицая женщина и теперь не произнесла ни полслова, только метнула взгляд в сторону Акермана и выжидательно уставилась на дверь, ведущую в заднюю комнату.

В тот же миг от удара ногой дверь распахнулась. Грохот заставил Акермана вздрогнуть. Прежде чем он успел что-нибудь разглядеть, раздался грубый окрик:

— Руки вверх! Стреляю!

Из-за низкой двери, прямо из-под притолоки, на него уставилось дуло винтовки, за ней неясно виднелась крупная расплывчатая мужская фигура. Мужчина, казалось, сутулился, чтобы удобнее целиться.

Акерман поднял руки.

— Ну, ну, хозяин, я же не разбойник, — только и смог он выдавить из себя. Противный холодок пробежал сверху вниз по спине.

— А вот мы сейчас проверим, что ты за человек, — пригрозил из задней комнаты грубый мужской голос. — Лейда, обыщи карманы!

Женщина подступила к Акерману и слегка дрожащими руками ощупала карманы его пиджака, затем брюк. Она не забыла ощупать и задний карман, при этом пальцы ее скользнули всего в нескольких сантиметрах от нагана, но на оружие она все-таки не наткнулась. Акерман весь напрягся. Он мгновенно решил, что, если только кончик пальца женщины коснется револьвера, у него останется единственный выход: толкнуть женщину между собой и вооруженным винтовкой мужчиной и выскочить за дверь. Хозяин побоится попасть в жену и не станет сразу, с ходу стрелять, а за то время, пока тот пробежит мимо жены, он, пожалуй, успеет скрыться за углом дома.

Правда, тут же пришло сомнение: а что, если мужчина с ружьем вовсе и не хозяин хутора, а прячется здесь просто так, и если он все же начнет стрелять, невзирая на женщину? Тогда на спасение надежды мало. С такого расстояния надо уметь не попасть из винтовки.

Женщина отступила и, повернувшись в сторону задней комнаты, развела руками.

— Ничего нет, — сказала она глухим голосом.

— Садись, — приказал мужчина из задней комнаты, не подходя ближе. — Садись там, в конце стола!

Акерман сел.

Рослый мужчина лишь теперь слегка опустил винтовку и, согнувшись, переступил порог. Расставив ноги, он остановился в другом конце длинного стола, с винтовкой на изготовку, и принялся изучающе разглядывать Акермана.

— Кто ты такой, что колобродишь по ночам? — спросил он. — Почему не на своих хлебах?

— Я из Ляянемаа, из Велизе, — простодушно ответил Акерман. — Ушел от мобилизации в лес, далеко ушел, чтобы не поймали, теперь вот потихоньку иду себе домой, но далеко ли не евши пройдешь?

— А вдруг ты вовсе из истребительного батальона? — допытывался хозяин и зорко уставился на Акермана. — Мало ли их еще по лесу бродит.

Акерман почувствовал, как у него дернулось в затылке.

— От кого же я тогда в лес удрал? У нас в Ляянемаа этот истребительный батальон ох как наседал, от Лихула до Марьямаа гнались по следу, как борзые, поэтому я и ушел оттуда. Интересно, немцы-то уже далеко зашли?

— Немцы зашли далеко, — неопределенно протянул хозяин. — Скоро и ваш уезд займут, под Мярьямаа уже шли бои. Ты один, что ли?

В голове Акермана молниеносно пронеслось несколько мыслей. Он остановился на одной.

— Да нет. Со мной еще два нашенских мужика. Остались в лесу ждать, может, раздобуду что пожевать.

— Какого же черта вы боитесь, коли настоящие эстонцы? — недоверчиво спросил человек с винтовкой.

— А откуда нам знать, кто сейчас в деревне верх держит? — в ответ спросил Акерман. — Один день Омакайтсе, на другой день опять истребительный батальон — так и влетишь волку в пасть!

Теперь хозяин уверенно поставил винтовку к ноге.

— Ну нет, черт побери, больше об истребительном батальоне и духу не слышно. Драпанули с русскими так, что пятки засверкали! — сказал он весомо. — Теперь можете выходить из леса. Найдем вам и еду, и крышу над головой, и работу в Омакайтсе, если вы мужики настоящие. Переждете недельку-другую пока и в Ляянемаа воздух чистым станет.

— А почему бы и нет, если у хозяина будет власть определить нас к месту, — сразу же согласился Акерман.

— Да уж найдется, — обронил тот и вдруг переменил разговор: — Хутор-то большой у тебя?

— Чуть больше двадцати гектаров, — быстро ответил Акерман.

— Маленький… — снисходительно протянул тот. — Ну да, это же Ляянемаа. — У меня пятьдесят два. Но с меньшим одно время опять же было проще, никто не лез отрезать. У меня сейчас черт те что с этими новобезземельцами, поля чересполосицей испоганили и посевы перемешали, сам черт не разберет. Ну ничего, будущей весной опять все исправлю, запущу плуг из конца в конец.

Он вдруг принял решение и поднялся.

— Идем. Отведешь меня к своим мужикам.

Акерман тоже поднялся. В дверях хозяин вдруг остановился и с вновь проснувшимся недоверием взглянул на него.

— А в лесу у вас оружие есть? — спросил он требовательно.

— Какое там у нас оружие! — ответил Акерман и махнул рукой. — Ружья под кустами не валяются. Мы всё поглядывали, чтобы самим никому на глаза не попасться.

— Ну и отлично — успокоился хозяин. — Оружие получите в Омакайтсе. Давай шагай и показывай дорогу.

Сам он взял винтовку под мышку и пошел следом. Последнее, что Акерман увидел в комнате, было белевшее в глубине помещения скуластое лицо хозяйки.

— Юриааду! — с робостью человека, привыкшего к послушанию, проговорила хозяйка. — Юриааду, ты не надолго?

У нее был странный, тусклый и невыразительный голос. Акерман не слышал, что ответил жене хозяин и ответил ли тот вообще, он быстро вышел на крыльцо и вдохнул полной грудью свежего воздуха. Успокаивающая прохлада потекла по горлу в легкие. Вдруг ему показалось, что он больше и минуты бы не вынес затхлого духа жилья Юриааду.

По дороге в лес Юриааду разговорился:

— А у нас тут прямо бои шли. У меня у самого на позапрошлой неделе отец накрылся. Нагнали в волостную управу проклятых латышей-милиционеров, мы и знать не знали, нарвались, будто стадо баранов, на их пулемет. Старик хотел шарахнуть гранатой, не знаю, как она у него с руки сорвалась, так что самого насмерть садануло… Схоронили по-тихому, нельзя было ни настоящих похорон, ни поминок устроить. У нас тут был партийным начальством Рууди Орг, въедливая такая вонючка, на всех глаз держал, хуже милиционера, да он до того им и был. Сцапали! Я хотел на месте прикончить, да офицеры не дали, отправили в уезд. Чего его туда зазря возить, ума не приложу. Своей бы рукой оно вернее было. Но за неделю до этого мы уже разок волостную управу взяли. Староста ихний, красный, Мустассаар нам и попался, пуля шлепнула, но еще дышал, когда мы зашли. Ах ты стервец, вот где мне кровь в голову ударила, он, чертов кочегар с маслобойки, чумазый черт, тоже шишкой заделался, шушукался с землемерами и наушничал красным, кого сослать, иудино отродье! Я схватил камень и так двинул ему, что дух вон, — пули жалко было тратить… Ах ты подлая гнида, тоже в господа захотелось! Получил теперь на кладбище землю, прямо досыта.