Владимир Бээкман - И сто смертей

Машина медленно ползла по извилистой песчаной дороге, секунды тянулись и того медленнее.

— Не стреляют — не поворачивая головы, сквозь зубы выдавил Коротков. — Еще не стреляют…

Эрвин видел в зеркало, как из деревни выкатилась на дорогу машина Каарелсона. Немцы на опушке молчали. Они явно сейчас внимательно изучали, что это за колонна такая К какому они придут выводу? Что, если вдруг обнаружат роковую ошибку? Возможно, настоящие немецкие военные машины несут на себе еще какие-нибудь опознавательные знаки, которых они не знают? Номера конечно же, только номеров они, к счастью, не разглядят сбоку даже в цейсовские бинокли.

Лес молчал. Из деревни выехал третий «хеншель».

— Едут?

Коротков спросил это странным, срывающимся на фальцет шепотом. Он с усилием удерживал руки на коленях, и все равно они подергивались. Но профиль его под каской оставался недвижным.

Эрвин едва заметно кивнул. Он полностью сосредоточился на дороге. Это не давало разбегаться мыслям Если есть хоть малейшая возможность, лучше не думать о том, что может произойти в следующий миг, сию же минуту. Неведенья ведь все равно не было, однако лучше все же не представлять себе пальца пулеметчика, может именно в это мгновение плавно нажимающего на спусковой крючок!

Медленно, словно в кошмарном сне, надвигался кустарник, надвигался, но вплотную все еще не подходил. Спасительный поворот был так неимоверно далеко. Теперь уже все грузовики выехали из деревни, сейчас из-за домов показалась последняя машина, рядом с шофером там сидел сержант Кауниспайк. Все они как на ладони — или немцы только этого и дожидались?

Шоферы четко выдерживали расстояние, Эрвин знал, чего это им стоило. И снова у Эрвина появилось желание выжать газ до отказа и очертя голову рвануться в укрытие, за спасительный кустарник. Этого нельзя было делать прежде всего из-за других. Самому можно было и успеть укрыться до того, как подозрение немцев обернется действием… И все же было почти невероятно, что немцы вели себя точно так, как он и рассчитывал. Вдруг Эрвин понял, что сомнение в успехе гнездилось в нем гораздо глубже, чем он себе в этом отдавал отчет.

— А нельзя уже быстрее? — процедил сквозь зубы Коротков, будто боялся, что невидимый наблюдатель в лесу прочтет с его губ сказанное.

— Нет, — ответил Эрвин и покосился на него. — Нельзя. Немец догадается, что совесть у нас не чиста и что мы удираем. Разделает задние машины!

Коротков закрыл глаза, выламывал пальцы на ко ленях и постанывал как от зубной боли.

Они ехали так, размеренно и не торопясь, стиснув зубы, еще по крайней мере километра три. Было неизвестно, где кончается просматриваемый немцами участок. И, лишь въехав в следующую деревню, Эрвин остановил машину, чтобы дождаться других. Когда он вылезал в своей каске и плащ-палатке из машины, из- за ближних ворот раздался звонкий мальчишеский возглас:

— Немцы! Ма-ам, немцы!..

Топот босых ног растаял в глубине двора, в щелке ворот лишь разок мелькнула синяя выгоревшая рубашонка.

Когда они освободились от своего маскарада, Коротков подошел к Эрвину, обнял его и сказал:

— Не верил, что выгорит, вот уж не верил. Спасибо, друг, за это дело я тебя непременно представлю к награде. Ну и хитер, брат, на выдумку!

От возбуждения все были вспотевшие и разговорчивые. Вдруг Эрвин ощутил такое жестокое желание закурить, что закружилась голова. Пошарил в карманах — пусто. Пошел поискал в машине, тоже напрасно.

— Ребята, у кого найдется закурить? — спросил он у собравшихся в кучку и обсуждавших прорыв шоферов.

— Сами на бобах! — за всех ответил Каарелсон. — Собирались как раз у тебя спросить.

И тут же все, даже некурящие, почувствовали, что им будет не под силу и шагу дальше проехать без курева.

— Я ехал и так трясся, что вся машина ходуном ходила! — воскликнул сержант Кауниспайк. — Вы-то уже проехали, а мне он вполне еще мог на прощание зад свинцом припечатать — мне эту дрянь теперь перекурить нужно!

Наконец в котомке у Короткова нашлась последняя, припрятанная на черный день пачка махорки.

— Разделим, — коротко сказал хозяин махорки.

Но и бумага не было. Долгая дорога извела все запасы. Кончились последние, истрепанные в карманах аккуратно сложенные газетные листы. Все эти дни газет они и в глаза не видели.

Эрвин методично обшарил карманы и наконец достал маленькую книжечку. В конце старых, довоенных шоферских прав первого класса нашлось несколько пустых листов. Теперь они уже не потребуются.

Крупно нарезанная махорка сыпалась на плотную лощеную бумагу, будто серые опилки. Руки дрожали. Эрвин торопился свернуть цигарку, чтобы не рассыпать табак. Самокрутку пришлось переломить в козью ножку, не то она могла развернуться, бумага не склеивалась, была слишком плотной, да и рот совсем пересох.

С первыми едкими затяжками в легкие вливались успокаивающие струи, одновременно горячие и удивительно прохладные. Дым казался кисловатым и освежал, словно квас. Руки перестали дрожать.

В сумерках ярко тлели концы самокруток.

После пятнадцатиминутного отдыха Коротков дал знак к выступлению. Неизвестно было, какие неожиданности еще поджидают их, поэтому следовало торопиться.

И деревня, которую они теперь покидали, была застывшей в недвижности, ушедшей в себя, полной тревоги. Эрвина все время не покидало чувство, что за ними следят из-за занавесок и щелей в воротах детские и взрослые недоверчивые либо откровенно враждебные взгляды. Красноармейские мундиры на плечах немцев, только что красовавшихся в немецких касках и незнакомых пятнистых накидках, могли означать только одно: это диверсанты!

Книга времени повествует следующее:

После прекращения общего наступления на Ленинград части немецкой группы армий «Норд» начали укреплять свой правый фланг пытаясь оттеснить войска Красной Армии на восток, в район Новгорода, Старой Руссы и Демьянска. После беспрерывных жестоких сражений немецкому командованию удалось на некоторых направлениях достичь своих целей. 19 июля немецкие войска захватили Дно, 21 июля Морино — следующую наиболее крупную железнодорожную станцию в направлении Старой Руссы. Советские войска, в том числе изнуренные в тяжелых оборонительных боях, понесшие большие потери части 22 территориального корпуса, вынуждены были постепенно отходить на восток. Войска настоятельно нуждались в отдыхе и пополнении, как в живой силе, так и в оружии, но оно поступало, в силу сложившихся обстоятельств в очень ограниченном количестве.

Вернувшись после передачи в Валдае лишенных припасов зенитных пушек, начальник автоколонны воентехник 3 ранга А. Коротков сделал донесение командиру зенитно-артиллерийского дивизиона капитану Р. Паюсту и батальонному комиссару С. Г. Потапенко. В своем рапорте он, особо подчеркнув заслуги старшего сержанта Э. Аруссаара в доставке орудий до места назначения, а также его действия на обратном пути, ходатайствовал о представлении Аруссаара к правительственной награде.