Владимир Бээкман - И сто смертей

С отцом было проще. Отец был реалистом, он никогда не проявлял склонности к подобным беспомощным и мучительным для обеих сторон поискам сближения. Измученный угрызениями совести, подсознательно ощущая и за собой какую-то вину за то, что дела пошли таким путем, он порой давал сыну больше обычного на карманные расходы и сразу же отходил от него Это было самое лучшее из того, что он мог делать.

С каждым годом отчуждение усиливалось. Для Антала стало уже мукой жить в одной комнате с Мареком, чьи всегда разбросанные в беспорядке и поломанные вещи все больше загромождали помещение. Марек был неряшливым. У младшего брата никогда не хватало терпения доводить до конца однажды начатое дело. Когда ему что-то надоедало, он бросал свои игры на половине, и разобранные на части игрушки никогда уже не собирались, если только отец не приходил на помощь.

К тому же в последнее время Антал заметил у младшего брата еще одну дурную склонность: рыться в его вещах. Как у всякого мальчишки, у Антала тоже были свои тайны, вмешиваться в которые он никому не позволял. Он ждал и вместе с тем страшился того момента, когда застанет Марека роющимся в своем столе. Антал знал наперед, что не в силах будет сдержать свой праведный гнев, да и не собирался этого делать, и боялся большого скандала, который обязательно из-за всего этого поднимется.

Сейчас Антал наслаждался, наблюдая за пламенем, и представлял, как огонь спалит все дотла — эту постылую комнату, их противную квартиру, весь этот идиотский дом. Антал не слышал Марека. Наконец-то высшая справедливость восторжествует, жаркое пламя вздымается на глазах и очистит все, положит конец этой затянувшейся несправедливости и унижениям. Пусть они мечутся в панике, он и пальцем не пошевелит, чтобы отвратить возмездие.

Антал раскачивался в такт шипению огня, ему казалось, что он улавливает музыку пламени.

Мареку пришлось порядочное время с сердитым сопением тормошить отца, прежде чем он его добудился. Еще больше понадобилось времени для рассказа о том, что брат Антал развел в углу комнаты большой костер и хочет спалить весь дом. А сам сидит себе на кровати и раскачивается от радости взад и вперед.

Эльмер Андерсен даже со сна не усомнился в словах младшего сына. Уж так оно повелось, этот Антал всех их вгонит в гроб.

Нащупывая ногами шлепанцы, Эльмер впопыхах припоминал последние безобразия Антала. Давно ли это было, когда он на рождении своего одноклассника так напился, что после весь вечер его тошнило в ванной. А самому всего четырнадцать лет.

Да, именно так это и было. Подавляя отвращение, Антал один выпил в гостях у друга Бенно полбутылки приторного, плохо перебродившего домашнего вина из смородины, ибо знал, что таким образом можно будет вызвать дома всеобщее отчаяние.

Накануне мать купила ему голубую сетку-рубашку. Хотя она ведь прекрасно знала, что Антал больше всего нуждался в белой, с модным стоячим воротником праздничной водолазке, какие уже были у всех других ребят. Знала она, несомненно, и то, что Антал никогда не наденет сетку, которую он считал допотопным одеянием пузатых дядек возле пивного ларька. Но Ирена решила иначе: в летнее время, насколько она знала, сетчатая рубашка была предпочтительней для здоровья. Принеся покупку, она рассчитывала на благодарность.

Антал был плохим притворщиком. Он не смог выдавить из себя ожидаемой радости. Ирена закатила по этому поводу истерику и заявила, к величайшему злорадству маленького Марека, что такого противного, брюзгливого, разборчивого и неблагодарного отродья, как ее старший сын, она нигде и никогда еще не видела.

Антал недолго смог все это выносить. Он отправился бродить на улицу. Там ему и повстречался Бенно, который сказал, что у него как раз день рождения, явятся еще два парня что надо, пусть Антал тоже приходит.

Последовал новый крах. Теперь на помощь был призван еще и отец, который, откашлявшись, поучительно, на примерах объяснил особую пагубность раннего алкоголизма. То ли он действительно вычитал где-нибудь, то ли придумал на ходу сам, но он заверял вполне серьезно, что именно плохо перебродившее вино вызывает рак крови.

Эльмеру, когда он отчитывал сына, все-таки стало жаль Антала, и он, чтобы предоставить ему возможность оправдаться, высказал предположение, что, видимо, это другие ребята подбили его пить подобную мерзость. Но безжалостный Антал лишь упрямо покачал головой.

Спустя две недели Антал купил на скопленные от школьных обедов деньги пачку самых дешевых темно- коричневых сигар и, подавляя отвращение, начал изо всех сил дымить ими в уборной. Постепенно прихожая и все комнаты наполнялись тяжелым сигарным чадом.

Некурящие родители были в полной растерянности, они вызвали монтера, который тщательно проверил тягу в газовом бойлере и плите, но нашел, что все в порядке. Ирена без конца ходила по квартире и водила носом, выискивая, откуда идет чад.

Возвращаясь с работы, Эльмер кашлял чаще и натужнее.

Антал продолжал свою игру.

И на этот раз Марек оказался тем, кто напал на след и торжествующе донес родителям, кто и где распускает эту вонь.

— Он хочет, чтобы мы все заболели раком легких, — мрачно произнес отец и кашлянул.

Мать безмолвно смотрела на Антала, в ее глазах стоял немой укор.

Марека же похвалили за наблюдательность. Это еще больше укрепило его мудрую убежденность, что своевременный донос является самым дальновидным образцом поведения.

Таким образом, Андерсены уже кое-что претерпели по воле Антала. Во время двух последних конфликтов отец в сердцах даже упомянул о колонии для малолетних преступников, как о возможном варианте, чтобы выйти из положения. Антал выслушал и эту угрозу, но особых выводов не сделал. Постепенно и колония в его сознании в сравнении с домом стала символом относительной свободы и самостоятельности. Он не думал, что там могло быть значительно хуже.

И все же такого, как сейчас, еще не случалось. Огонь в доме да еще ночью, когда все, ничего не подозревая, спят, — это было уже попросту гнусным и опасным преступлением.

И вновь Эльмер Андерсен подумал о чем-то давнем, военном, чего нельзя было выставлять на свет и о чем он даже Ирене не посмел исповедаться. Неужто он и вправду с тех пор носит в себе отметину, которую должны искупить собой его сыновья? Неужели его кровь гнилая? Неужели это груз наследственности?

Едкий дым наконец проник и в спальню Андерсенов. Чувствительный к запахам Эльмер первым уловил его и закашлялся. Это было дополнительным сигналом.

Он поспешно выбрался из постели и заторопился в детскую. Марек последовал за ним на расчетливо безопасном отдалении и с горящими от снедающего его любопытства глазами.