Владимир Бээкман - И сто смертей

Ползти было трудно, перехватывало дыхание, и голова, словно набитая песком, с трудом приподнималась. Все тело горело. На миг вспомнилась спальня, слабость, вгоняющая в пот, и беспомощность — он болел скарлатиной, когда учился во втором классе, — высокая температура и строгий наказ не сбрасывать с себя одеяла, наворачивавшиеся на глаза слезы бессилия. Впоследствии он никогда больше не чувствовал такой немощи.

Расстояние до спасительного кустарника сокращалось невероятно медленно. Если бы только можно было вскочить и в несколько больших прыжков одолеть эту безжизненную желтовато-серую землю. Но Эрвин не надеялся на свои ноги. Скорее всего он тут же грохнулся бы наземь. Скрипя песком на зубах, он пополз дальше, без лишней торопливости, стараясь беречь силы.

В голове засела лишь одна мысль: что стало с полком, куда все подевались? Оттеснили назад? Что же они, мертвым его посчитали, оставив здесь? Взглянув на шоссе, он понял, что немцам все же удалось прорваться. Как глубоко? Сколько ему придется идти, чтобы выйти к своим? Он тут же отбросил эти мысли, как несущественные, сейчас было важно укрыться в кустах, прежде чем немцы обнаружат его.

Давя под собой рассыпанные всюду картофелины, Эрвин полз по изрытой земле, оставляя позади умолкшие пушки.

8 июля в ставке Гитлера состоялось совещание, где войскам группы армий «Норд» был дан приказ совместно с финской армией продолжать наступление на Ленинград, обращая особое внимание на необходимость отрезать город сильным правым флангом 4 танковой группы с востока и юго-востока. Фланг этот состоял из 56 моторизованного корпуса генерала Э. фон Манштейна; подходя со стороны Острова, корпус начал 8 июля наступление в направлении Порхов — Сольцы — Новгород. Главный удар развивающего наступление корпуса наносился вдоль шоссе Остров — Порхов и 9 июля наткнулся перед деревней Большие Пети на переднюю линию обороны территориального корпуса. Для преграждения дальнейшего продвижения немецких бронетанковых частей на танкоопасном направлении возле шоссе была поставлена батарея легкой полковой артиллерии в составе четырех образца 1897 года, модернизированных, системы Шнейдер-Канэ, 76-миллиметровых пушек под командованием старшего лейтенанта Нийтмаа.

Несмотря на нехватку сил и устаревшее вооружение, организованная под деревней Большие Пети оборона временно смогла задержать наступление немецких войск. Наткнувшись на умело выбранную оборонительную позицию, танки 3 моторизованной дивизии корпуса генерала Манштейна не смогли с ходу прорваться по шоссе. От артиллерийского огня наступающие потеряли 6 танков, ощутимые потери были и в живой силе. Чтобы достичь успеха, немецкое командование предприняло тактический маневр и направило танковую часть в обход с левого фланги защитников шоссе. Сделав большой круг, немецкие танки выкатили на проходившую через деревню Малаховка дорогу, которая в непосредственной близости от огневой позиции батареи старшего лейтенанта Ю. Нийтмаа выходила на шоссе Остров — Порхов.

Неожиданная атака с открытого фланга нанесла батарее тяжелый урон. Конструкция орудий батареи позволяла, без перемещения станины, повернуть стволы пушек в горизонтальной плоскости всего на 4 градуса. Под огнем подходивших танков орудийные расчеты не успели развернуть свои пушки влево, и они были выведены из строя. Уничтожение батареи было завершено гусеницами танков.

После этого удара с фланга дорога в глубину обороны 22 стрелкового корпуса для немецких войск была открыта, и их мобильные силы продолжали движение в направлении Порхова. Неоднократно их задерживали и отбрасывали назад переходившие в контратаку части корпуса.

Погибшему командиру батареи, старшему лейтенанту Юлиусу Нийтмаа, женатому, отцу годовалой дочери, было 24 года. Из-за стремительно менявшейся военной обстановки он был вынужден оставить жену с ребенком временно в Тарту, где они снимали квартиру в доходном доме на улице 35, в районе Карлова. К моменту гибели у старшего лейтенанта не было никакого представления о том, выполнено ли обещание, данное местными военными комиссариатами, при первой необходимости эвакуировать семьи офицеров корпуса в тыл .

После окончания военного училища Нийтмаа служил в 1 артиллерийской группе и заслужил уважение подчиненных как справедливый, всегда уравновешенный, отличающийся решительностью офицер.

В Красную Армию старший лейтенант Нийтмаа перешел без всякого колебания и характеризовался в предвоенный организационный период только положительно.

Яан Орг вжался между спинкой сиденья и дверцей и с предельным вниманием следил за дорогой. Он твердо уперся ногами в пол и держался рукой за край дверцы, чтобы как-то усидеть в машине, которая неслась по разбитой колесами и гусеницами дороге. Нагретое солнцем железо дверцы жгло руку. Яан привычно скользнул взглядом по небу, однако ему и самому было бы трудно сказать, что он прежде всего там ищет — самолеты или дождевые облака. Тоска по дождю стала с прошедшими днями такой сильной и постоянной, что порой начинала затмевать страх и волнение перед немецкими самолетами, которые безнаказанно свирепствовали над дорогами и поселениями.

Земля жаждала. Хлеба на полях раньше времени желтели, хотя зерно оставалось еще легким, о картофеле и говорить нечего, на чахлые картофельные стебли больно было смотреть. Почва трескалась и пылила, стоило ее хоть слегка тронуть. Засуха повисла над дорогами в виде пыли, порождавшей натужный кашель, она глядела из любого темнеющего нутром колодца, на дне которого не поблескивало и лужицы. Воздух был столь сухим, что чудилось, как он шуршит при вдохе.

Особенно остро тоска по дождю наваливалась с наступлением темноты. Тогда со всех сторон вставали зарева пожаров, многослойный едкий чад которых не рассеивался ни днем, ни ночью. С шумом и треском, то вздымая снопы искр, то выбрасывая огромные языки пламени, горели иссохшие деревни, которые занимались порой от одной лишь трассирующей пули или искры. По мысли Яана, половина из них могла уцелеть, если бы вовремя разверзлись хляби небесные, открыв путь ливню, который прибил бы огонь.

Однако мощный ливень так и остался несбыточной мечтой. По утрам на траве не было даже сколько- нибудь заметной росы, мелкие капельки мгновенно высыхали с восходом солнца, будто в какой-нибудь австралийской пустыне, и начинался очередной изнуряюще жаркий и сухой день.

Чем дальше позади оставался Псков, тем настойчивее пытался Яан привести в порядок свои мысли и выстроить их в логический ряд. Ему это все еще никак не удавалось. Он словно бы коснулся раскаленного железа, которое оставляло после себя на некоторое время неунимающуюся боль. Противника он еще и в глаза не видел. Но то, что он видел, было отнюдь не менее страшным.