Питер Устинов - Побежденный. Рассказы

О, Тереза ничего особенного собой не представляла. Ганс знал ее очень недолго, и однако же в громадной пустоте его души она была всем. Он мог припомнить каждую подробность их встреч, дугу ее бровей с несколькими более жесткими торчащими волосками, изгиб шеи, ведущий к вечно холодным ушам, темные линии, трогательно, старательно, неумело проведенные под глазами, чтобы подчеркнуть знание жестокостей мира.

С течением месяцев Ганс предался апатии. Делать было нечего. Помогал Марте по хозяйству, а если то бывала не Марта, он этого даже не замечал. Когда раздавался звонок в дверь, прятался. Так велел ему Пихль, и оставалось только верить, что это необходимо. Каждый вечер Пихль устраивал игры, представлявшие собой испытание силы, в которых всегда побеждал. Поднимал столы, стулья, людей и разбрасывал по комнате, временами, опьянев от горного вина, выкрикивал команды и сам исполнял их, бегал в атаку под огнем, бросался в укрытие, брал в плен противника под угрозой штыка. О военной жизни Пихль знал все, вплоть до достоинств наград и точных функций всех вспомогательных подразделений. И каждую ночь Ганс разговаривал вслух с Терезой и вяло бранил себя за то, что попал в этот странный период безвольного повиновения еще одному предводителю.

Как-то в августе приехал немец, угрюмый, рослый, с сердитым взглядом. Провел там вечер, терпя рукопожатия Пихля, и наутро ушел.

Пихль взглянул на часы.

— Через восемь часов он будет там.

— Где? — спросил Ганс.

— Неважно.

— Но почему он? Я приехал сюда первым.

Вскоре Пихль привез среди ночи на заднем сиденье мотоцикла еще одного. По фамилии не то Шауэр, не то Зауэр. Он был до того робким, что почти не раскрывал рта. Обмениваясь рукопожатием с Пихлем, завопил. С той минуты Пихль относился к нему безжалостно и два дня мучил его всевозможными розыгрышами и грубыми шутками.

— Куда он? — сердито спросил Ганс после того, как тот уехал.

— Есть ли предел вашему любопытству? — повысил голос Пихль.

— Мне здесь скучно!

— Лучше скука, чем смерть.

— Почему я не могу уехать?

— Потому что у вас нет ни одежды, ни денег, — холодно ответил Пихль.

— Я видел, как вы дали то и другое тому человеку.

— Так вы теперь подслушиваете у дверей?

— Мне пора уехать, — упрямо настаивал Ганс.

— Послушайте, недотепа, — ответил Пихль, — если то, что я слышал от вас, правда, вы достаточно опытный офицер. Ваше представление о том, что значит иметь в жилах немецкую кровь, совершенно правильное. Вы знаете, что это предполагает не только гордость, но и ответственность. Вы на голову выше сброда, который я переправляю через границу. И можете представлять собой ценность для движения.

— Какого?

— Пока что сказать не могу. Со временем — посмотрим, как пойдут дела. Сейчас могу лишь сказать, что причиной вашего заключения здесь являются ваш военный опыт и фанатизм, да еще помигивание.

— Помигивание? Оно здесь при чем?

— Мой дорогой юноша, вас очень легко опознать.

Третий приехавший немец оказался общительным, крепко сложенным, в прошлом боксером, претендентом на звание чемпиона в полутяжелом весе. Разговаривая, он делал нырки и уклоны, словно нервная система постоянно заставляла его уходить от прошлых ударов. Во время посвящения он чуть не вывернул Пихлю руку, но после долгого пыхтенья опустился на колено, признавая себя побежденным. Оба были в дурном настроении: боксер из-за того, что уступил карлику, Пихль — из-за острой боли в руке.

— Этот человек сумасшедший, — доверительно сказал боксер Гансу.

— Что он предложил вам?

— Я не об этом. О его выходках.

— Да, сумасшедший, помешанный. Вы отлично держались.

— Поверьте, если бы он не застал меня врасплох, я бы его разделал, как Бог черепаху.

— Не сомневаюсь. Куда завтра едете?

— Понятия не имею. Мне там скажут.

— Где?

— В Каффе дель Оролоджо.

— Это город?

— Нет, кафе.

— А где оно находится?

Боксер взглянул на листок бумаги.

— В Специи.

Несколько дней спустя, когда среди ночи позвонили в дверь, Ганс подскочил с постели и спрятался. Дверь открыла оставшаяся на ночь Марта. Мимо нее протиснулись четверо карабинеров, но она успела закричать. Карабинеры схватили Пихля, когда тот собирался выпрыгнуть из окна в сад, и основательно получили на орехи прежде, чем справились с ним. Вошли еще несколько вооруженных людей и приступили к обыску. Ганс наблюдал за ними с чердака сквозь щели, понимая, что вскоре они найдут путь наверх.

Пока что карабинеры находились в комнате Пихля. Ходили к парадной двери с папками, гроссбухами и прочими документами. Покончив дело там, с топотом пошли на кухню и в комнаты для прислуги. Ганс бесшумно снял потолочную доску и по лестнице спустился в свою комнату. Оттуда тихо прошел в комнату Пихля, находившуюся в конце коридора. Там на спинке стула висели аккуратно сложенные кожаные шорты. В их заднем кармане Ганс нашел ключи от мотоцикла. Выскочил из окна в сад и со всех ног побежал к гаражу. Дверь была открыта, карабинер с любопытством разглядывал машину. Полиция во всем мире склонна забирать в качестве вещественных доказательств все, что возможно, поэтому Ганс бросился на карабинера, надеясь застать его врасплох. Но тот успел повернуться, и между ними в темноте среди шприцев для смазки, досок и канистр завязалась драка. Сильный удар отбросил итальянца к стене, и он медленно сполз по ней на пол, но при этом нажал спиной выключатель. Вспыхнул свет. Изо рта у карабинера текла кровь. Он поднял взгляд и увидел стоящего над собой помигивающего Ганса. Ганс схватил большой гаечный ключ и безжалостно обрушил его на голову карабинера. Нервничая, наполнил бензобак из канистры, включил зажигание и с ревом унесся в темноту. Этот внезапный шум привлек других карабинеров к окнам дома.

Убальдини выслушал по телефону сообщение об аресте Пихля с вялым удовлетворением, но насторожился, узнав, что один человек сбежал. Спросил, видел ли кто-нибудь этого человека, и довольно улыбнулся, услышав, что злосчастный карабинер запомнил напавшего. Позвонил племяннику и сказал:

— Что я тебе говорил? И всего через полгода. Тот человек помигивал.

Положив трубку, Убальдини на минуту задумался, потом отдал приказ отыскать мотоцикл, но ни в коем случае не трогать его.

— Неизвестно, на что он может нас вывести. Несколько часов спустя кое-кто видел, как мотоцикл въехал в Специю по извилистой дороге из Бракко, и через двадцать минут его обнаружили стоящим на одной из улочек. Бензобак был пуст.

Когда появился завывающий сиреной джип, шел дождь. Небольшие группы полицейских честили ноябрьское небо и свою треклятую службу. Чиччи, офицер, руководивший поисками, был неунывающим человеком, без особого воображения, но с приятным чувством юмора.