Василий Кучер - Плещут холодные волны. Роман

Трудно было Павлу, но он боролся, побеждал себя, вновь постепенно восстанавливая свою любовь к морю. Он долго не мог сесть в обыкновенную четырехвесельную шлюпку, которая иногда приходила за ним с крейсера, всякий раз находя повод, чтобы добраться на крейсер катером. На крейсере уже поняли, что новый врач Заброда боится моря. Но в глаза этого ему никто не сказал. Когда заходил разговор о разных приключениях на воде и в это время подходил Заброда, моряки умолкали и сразу переводили разговор на другое.

Они даже не сказали Павлу, что видели вечерами, как он приходил на берег и, опасливо озираясь, ложился в шлюпку и подолгу там лежал. Потом отплывал немного от берега, загребая воду одним веслом, и очень скоро возвращался обратно.

Павло долго тренировал себя, и наконец настал час, когда он решился и свободно сел в шлюпку, на которой матросы перевозили командиров на крейсер. И даже не пошатнулся, руки не положил на борт. Плыл как все. Словно никогда с ним ничего не происходило. Еще и шутить стал. И матросы искренне обрадовались перемене, которая произошла с их корабельным врачом, и тихо запели… Без слов. Только мелодию какой-то песни… Павло понял, что поют они для него, приветствуя его первую победу над морем, и у него перехватило дыхание.

Потом его видели далеко в море со старым боцманом Зотовым, у которого Павло квартировал. Рыбачью шаланду качала крепкая волна, но Павло снова и снова забрасывал сети, как ребенок, радуясь богатому улову. Он думал, что его никто не видит. Но когда море закипело, вспенилось, а шаланда застонала от бортовой волны, возле нее, словно случайно, оказались две шлюпки.

- Ну, как дела, врач? Может, помочь надо? Шторм уже начинается…

- Спасибо за внимание! - крикнул им Павло, ставя с боцманом паруса. - Нам не впервой…

- Ой смотрите! - предостерегающе бросили матросы и пошли своим курсом к крейсеру, но так, чтобы все время не выпускать из поля зрения рыбачью шаланду.

Шаланда летела под парусом, как на крыльях. Павло стоял на корме, чуть придерживаясь за канат, и сердце его пело от радости. Надо же! Море, которое причинило ему так много горя и обид, теперь снова смеялось во весь голос, говорило штормовой волной, и он перед ним не отступил. Победил стихию. Победил свой страх перед ней.

И только на берегу заметил, что за ним следили и ждали результатов поединка с разбушевавшимся морем. Не успела шаланда причалить к пирсу, как к ней со всех сторон бросились знакомые офицеры, санитары, матросы, выхватили из шаланды Павла и стали кричать:

- Ура!

- Да здравствует!

Что это они? Выдумывают… Словно нет у них другой работы.

А старый боцман Зотов хитро подмигивает им, показывая на Павла. Смотрите, мол, каким он смелым стал! Это моя работа! Все ваши уставы тут ни при чем. По уставам не вышло. А я вот повез его ловить рыбу в море, и он позабыл обо всем на свете. Так увлекся ловом, что не заметил даже, как заштормило, как крутая волна ударила в борт и море в злобе запенилось и застонало. Теперь с этим покончено, браточки, раз и навсегда. Море снова признало в Павле Заброде настоящего моряка.

В это время война приближалась к Крыму, и Павло больно переживал вынужденную пассивность. Полковник Горпищенко со своими батальонами или, может, полками, наверное, подходит уже к Перекопу, а он на палубе крейсера в компании терапевта и зубного врача бьет баклуши. Он представлял себя в землянке, среди раненых матросов. Их несут, все несут санитары, а он не успевает даже покурить, стоит, не разгибаясь, за операционным столом. А рядом Оксана, подает Павлу еще теплые хирургические инструменты. Может, они теплые не от кипятка, а от нежной Оксаниной руки? Что там с ней в Севастополе, как она себя чувствует?

Начальник санслужбы вернул Павлу оба его рапорта, в которых тот просил послать его на фронт, в бригаду Горпищенко. Все его старания были напрасными, начальник и слушать ничего не хотел. Правда, намекнул на какую-то боевую операцию, которая скоро должна произойти в море. До сих пор воевали главным образом только подводные лодки, тральщики и эсминцы, а крейсер все чего-то ждал…

И вот однажды ночью он рванулся к крымским берегам, завязал там отчаянный бой, высадив десант на Керченском полуострове, а потом стал перебрасывать туда и Приморскую армию. «Началось! Оксана, ты слышишь, как дрожит земля? Мы уже идем. Крепись, родная, не сдавайся!» Павло представлял, как он бросится с матросами на эту каменистую землю и пойдет по ней до самого Севастополя. Но его снова не пустили на сушу. На крейсер стали прибывать раненые. Павло принимал их, делал перевязки, накладывал шины, бинтовал раны. Ему помогали терапевт, зубной врач и фельдшер с санитарами. А море ревело и стонало: начался шторм.

На крейсер с очередной партией раненых подняли матроса, который боролся со смертью. Спасти его могло только немедленное хирургическое вмешательство. Павло сразу это понял и приказал положить раненого на операционный стол.

Терапевт и зубной врач со страхом взглянули на Павла и онемели. Что он думает? На море такой шторм, в каютах все ходуном ходит, а он собирается делать операцию? С ума сошел! Да он же на ногах не устоит, а у него в руках скальпель…

- Надо! - сухо бросил Павло.

Рана была трудная, в грудь. Матрос потерял много крови.

- Приготовьте кровь для переливания, - приказал Заброда.

Ему уже надели маску и тонкие резиновые перчатки. Он взял в руки скальпель и приказал:

- Держите меня!

Терапевт с дантистом крепко обхватили его с двух сторон, и он склонился над раненым, которого держали два санитара.

Выбрав мгновение, когда палуба медленно клонилась назад, он расширил скальпелем рану и застыл на какую-то долю секунды, ожидая, пока крейсер выровняется. Вот и первый осколок. Выхватил его из горячего тела, бросил, не глядя, в блестящее ведро.

А волны бушевали и неистовствовали. Море словно решило во что бы то ни стало вырвать матроса из рук Павла и забрать себе. Оно было снова грозным и страшным, но Заброда его теперь не боялся. Он полностью ушел в работу, приспосабливаясь к переменчивому ритму моря. Только бы держали крепко, чтоб не пошатнуться, не сделать лишнего движения, и все будет хорошо.

- Пульс падает, - известил фельдшер.

- Дайте кровь, - взмахом руки приказал Павло и бросил в ведро второй осколок, который засел у самого сердца. Еще какое-то мгновение - и он коснулся бы острием нежной сердечной ткани.

Фельдшер наладил переливание крови. Медленно, неуклонно наполнялся пульс. Раненый оживал. Дышал. Боролся со смертью. Кровь поступала в тело по капле, давая ему силу жизни, словно сладкий чай, который так жадно на палубе чужого корабля глотал когда-то Павло.

А вокруг все гудело и содрогалось. И палуба, и обшивка крейсера, и тяжелые железные переборки - вся крейсерская артиллерия крупного калибра вступила в бой. Из-за этого грохота Павло уже не слышал, как тонко и жалобно вызванивали стеклянные пузырьки с лекарствами, как позвякивали хирургические инструменты в металлической коробке. Он только бросил взгляд на графин с водой, который стоял в мертвой подставке: вода в нем едва не расплескивалась через высокое узкое горлышко…