Доминик Ливен - Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Нанеся поражение Э.Ф. Сен-При, Наполеон дал своим войскам двухдневный отдых в Реймсе, прежде чем бросить их на юг против К.Ф. Шварценберга. В то же время первые три недели марта были очень напряженным временем для лиц, входивших в состав ставки коалиции, и прежде всего для Александра I. Российский император был не лишен военного таланта, но он нервничал, и ему не хватало уверенности. Переписка, которую он вел в марте 1814 г., свидетельствует о наличии у него опасений, что история может повториться. Александр I был взбешен тем, что Шварценберг в очередной раз наступал крайне осторожно и медленно — и это тогда, когда армии Блюхера грозила серьезная опасность. Российский император постоянно пытался подгонять Шварценберга, одновременно с беспокойством осведомляясь о безопасности Блюхера и Сен-При и сетуя на то, что известия от них поступали так редко. 12 марта в ставке коалиции разыгралась неприятная сцена, когда Александр I спросил Меттерниха о существовании секретных приказов, которые Шварценберг получал от австрийской стороны и которые сдерживали продвижение главной армии. Тогда же Фридрих-Вильгельм III выкрикнул, что австрийцы предают дело коалиции и обрекают прусских и русских солдат армии Блюхера на гибель. Поступившие сведения о поражении Сен-При, разумеется, отнюдь не развеяли опасений Александра I. Помня о февральских событиях, он боялся, что, как и тогда, армейский корпус П.X. Витгенштейна и авангард П.П. Палена будут отрезаны и станут уязвимыми для внезапного нападения. А.Ф. Ланжерон вспоминал, что скорость и отвага Наполеона, проявленные им в феврале, выбили союзников из колеи: «Мы полагали, что его появления можно ждать, откуда угодно». Как ни к кому другому все вышесказанное относилось к Александру I [862] Переписка Александра I, хранящаяся в архиве, включает в себя много писем, в которых речь идет о подобного рода переживаниях. См. письмо от 28 февр. (ст. ст.) к К.Ф. Шварценбергу, в которых император призывает его вести наступление более быстрыми темпами, и письмо от 5 марта (ст. ст.) к H. H. Раевскому. Во втором случае Александр предупреждал Раевского о возможном окружении и призывал его быть готовым к тому, что Наполеон мог атаковать его в любой момент, см.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3399. Л. 147 (об.), 151. О событиях внутри главного штаба коалиции см.: Schwarzenberg К. F. Op. cit. P. 306–308, 483–484; Langeron A. Op. cit. P. 423. .

Тем не менее Александр I справедливо полагал, что стратегия Наполеона на тот момент состояла в нанесении удара по правому флангу и тылу главной армии в надежде на то, что французам удастся отрезать и уничтожить один из ее армейских корпусов. На самом деле, если Наполеон собирался атаковать главную армию коалиции, возможность сделать это у него имелась только тогда. Он был вынужден оставить маршалов Мармона и Мортье с 20 тыс. солдат для наблюдения за 100-тысячным войском Блюхера. Маршал Макдональд охранял южные подступы к Парижу, имея при себе 30 тыс. воинов против 122-тысячной армии Шварценберга. Поэтому в распоряжении самого Наполеона имелось едва 20 тыс. человек, когда 17 марта он направился к югу от Реймса в надежде застать Шварценберга врасплох. Во время марша он мог рассчитывать получить из Парижа в качестве подкрепления несколько тысяч солдат, но даже если бы он затем соединился с Макдональдом, главная армия коалиции все равно более чем вдвое превосходила численность войск французского императора. 21 марта, когда Наполеон обнаружил, что при Арси-сюр-Об ему противостоит целая армия Шварценберга, он понял, что его наступление провалилось, и что ему не остается ничего иного, кроме как отступить.

Именно в тот момент решение коалиции вторгнуться во Францию зимой и не дать Наполеону сформировать новую армию по-настоящему себя оправдало. В депо французского императора не оставалось резервов, а два месяца непрестанных маршей и боев ослабили его армию. После отступления от Арси у Наполеона оставалось всего два варианта. Он мог отступить к столице и сконцентрировать здесь всех солдат и национальную гвардию, которую ему удалось бы собрать, для обороны Парижа. Его присутствие держало бы в благоговейном страхе все оппозиционные ему силы в столице. Занявшее оборону на холмах, в садах и зданиях в окрестностях Парижа, даже 90-тысячное войско под командованием самого Наполеона стало бы для коалиции крепким орешком [863] Обстоятельное рассмотрение двух возможных вариантов см. в кн.: Ibid. Р. 434–437. .

Другим вариантом, принятым Наполеоном на вооружение 22 марта, был удар по коммуникациям коалиции, протянувшимся к Рейну. В ходе кампании в целом он проявлял большую осторожность, в частности, он чрезвычайно остро воспринимал все, что представляло угрозу для его тыла. Таким образом, Наполеон мог резонно предположить, что если бы он сам атаковал коммуникации Шварценберга основными силами своей армии, то главнокомандующий коалиции отступил бы от Парижа и попытался защитить свои базы и линии снабжения. Ничто в манере ведения боевых действий, которой Шварценберг придерживался на более ранней стадии кампании, не давало оснований полагать, что он рискнет повернуться спиной к Наполеону и двинется на Париж. Если бы, однако, союзники это сделали, тогда Наполеону нужно было найти в себе силы и пожертвовать своей столицей — так же, как Александр I в свое время пожертвовал Москвой. Одним из самых слабых мест Наполеона в 1814 г. было понимание невозможности такого шага — по политическим соображениям. Развитие событий подтвердило его правоту. Когда французские войска заняли Москву, Вену и Берлин, Романовы, Габсбурги и Гогенцоллерны не встретили серьезной оппозиции среди своих поданных. В течение недели после входа войск коалиции в Париж, были сметены не только Наполеон, но и его династия. Мнение Наполеона о том, что его трон более хрупок, чем те, на которых восседали противостоявшие ему легитимные монархи, оказалось справедливым. С другой стороны, в 1813–1814 гг. многие его деяния убедили французскую элиту, что он в большей степени сражался ради собственной славы, чем во имя интересов Франции [864] Последующие высказывания самого Наполеона по этому поводу приводятся в кн.: Bernhardi T. Op. cit. P. Vol. 4. Book. 2. P. 292–294. .

22 марта К.Ф. Шварценберг и Александр I не знали, куда направлялся Наполеон. П.М. Волконский 22 марта писал А. Гнейзенау, что Наполеон маскирует свои перемещения, оставляя после себя крупные кавалерийские заслоны. Союзники намеревались идти за ним по горячим следам. Если бы неприятель атаковал Силезскую армию, главная армия коалиции оказалась бы как раз у него на хвосте и нанесла ему удар в тыл. Если бы Наполеон отправился в ином направлении, обе армии коалиции должны были объединиться, двинуть свои силы против него и стремиться навязать ему сражение. В тот самый вечер Г.Л. Блюхер установил точное направление движения Наполеона, так как его казаки захватили в плен французского курьера вместе с письмом от Наполеона к Марии-Луизе, в котором тот сообщал о своем намерении атаковать коммуникации союзников и тем самым оттянуть их силы от Парижа [865] РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3399. Л. 154 (об.). В целом аналогичное описание событий см.: Friederich R. Op. cit. Vol. 3; Богданович М.И. История войны 1814 г. Т. 1. .