Доминик Ливен - Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Более того, существовало одно соображение в пользу занятия прочной оборонительной позиции и предоставления Наполеону возможности атаковать самому, как это успешно проделал Л.Л. Беннигсен в битве при Прёйсиш-Эйлау и эрцгерцог Карл при Асперне, и как это предстояло проделать А.У. Веллингтону при Ватерлоо. Совсем иным делом было пойти в наступление, управляя войсками искуснее Наполеона, и тем самым одержать над ним верх. Личное присутствие Наполеона делало весьма вероятным такой сценарий, при котором его власть над командирами, сила его репутации и военная интуиция могли принести победу французам. Его корпуса должны были двигаться более слаженно, лучше замечать предоставлявшиеся возможности и более эффективно пользоваться полученным преимуществом. Если так происходило всегда, то тем более это должно было случиться тогда, когда крупный численный перевес был не на стороне русских, а им самим приходилось действовать силами двух независимых армий, чьи командиры обладали различными видением ситуации и склонностями.

Прежде всего М.Б. Барклай оставался верен стратегии, которой он и Александр I решили следовать еще до начала войны. Ему было проще честно признаться в этом посторонним лицам, чем своим собственным генералам, чьи враждебность и разочарование росли день ото дня. 11 августа он написал адмиралу П.В. Чичагову, Дунайская армия которого двигалась в северном направлении в тыл Наполеону, что «желание неприятеля есть кончить войну решительными сражениями, а мы напротив того должны стараться избегнуть генеральных и решительных сражений всею массою, потому что у нас армии в резерве никакой нет, которая бы в случае неудачи могла нас подкрепить, но главнейшая наша цель ныне в том заключается, чтобы сколь можно более выиграть времени, дабы внутреннее ополчение и войска, формирующиеся внутри России, могли быть приведены в устройство и порядок». Пока же этого не произошло, Первая и Вторая армии не должны были подвергать себя риску, которой мог привести к их уничтожению.

Впоследствии М.Б. Барклай в очень похожих выражениях будет доказывать правильность своей стратегии М.И. Кутузову, заявив, что он старался избегать решающих сражений потому, что в случае уничтожения Первой и Второй армий в тылу на тот момент еще не были сформированы силы для продолжения войны. Вместо этого он с немалым успехом «старался только частными сражениями приостановить быстрое наступление неприятеля, от чего силы его ежедневно более и более ослабевали». В конце августа Барклай писал Александру I: «Будь я ведом безрассудным и слепым честолюбием, Ваше Императорское Величество, возможно, получили бы множество сообщений о проведенных сражениях, но противник тем не менее был бы у стен Москвы, которая не нашла бы достаточных сил для сопротивления» [260] Там же. С. 76–77; Т. 17. С. 167–168, 186–187. .

Как впоследствии было официально признано в российской историографии, хотя Барклаю в то время приходилось отстаивать свою точку зрения практически в одиночку, прав был именно он, а его противники ошибались. Помимо всего прочего они сильно недооценивали мощь наполеоновской армии и преувеличивали степень ее рассредоточения. Но «наступление» Барклая, ущерб которому был нанесен уже одними его сомнениями, в то время лишь сделало его объектом насмешек. Даже его верный адъютант Левенштерн писал, что «впервые я был не вполне доволен его действиями» [261] Lowenstern V. Op. cit. P. 220; Богданович M. И. История Отечественной войны 1812 года. Т. 1. С. 234–235. .

7 августа, как это было согласовано на военном совете с П.И. Багратионом за день до этого, М.Б. Барклай выдвинулся в сторону северного течения Днепра, в направлении Рудни и Витебска. Но с условием, что изначально он отойдет на расстояние не больше трех дней марша от Смоленска. С подобными уловками и неопределенностью никакое серьезное наступление было невозможно. Когда Барклай ночью 8 августа получил донесение, что крупные силы противника обнаружены к северу от него в районе деревни Поречье, он тотчас же решил, что это тот самый обход его позиций с фланга, которого он опасался. В результате он переместил направление движения войск к северу, чтобы встретить угрозу, но обнаружил, что «крупные силы противника» были не более чем вымыслом его дозорных. П.И. Багратион сетовал, что «одни слухи не должны служить основанием к перемене операции». Ропот в рядах офицеров и солдат усиливался вместе с нарастанием неопределенности, а войска совершали марши и контрмарши [262] Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива. Т. 14. С. 280–281. .

Двигаясь впереди войск М.Б. Барклая по дороге к Рудне, М.И. Платов наголову разбил крупный отряд французской кавалерии при Молевом болоте, захватив штаб-квартиру генерала О.Ф.Б. Себастиани и большую часть его корреспонденции. Когда из этих документов стало ясно, что произошла утечка информации, и французы знали о готовившемся наступлении, в русской армии распространилась безобразная волна ксенофобии и шпиономании. Часть штабных офицеров, которые не были этническими русскими, включая офицеров (как, например, В.И. Левенштерн), которые являлись подданными российского императора, были отправлены в тыл по подозрению в измене. П.И. Багратион писал А.А. Аракчееву: «Я никак вместе с министром [Барклаем. — Авт.] не могу. Ради Бога, пошлите меня куда угодно, хотя полком командовать в Молдавию, или на Кавказ, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого нет» [263] Генерал Багратион… С. 226. .

Пока русские колебались и спорили, Наполеон ударил первым. Он сконцентрировал армию у Расасны в южном течении Днепра и 14 августа двинулся на Смоленск через Красный. Единственными силами русских на его пути был отряд из 7200 человек под командованием Д.П. Неверовского, ядро которого составляли полки его собственной 27-й пехотной дивизии. Эти полки были сформированы незадолго до начала войны большей частью из новых рекрутов и солдат распущенных гарнизонных полков. Со временем и в результате эффективной подготовки, большинство рекрутов и гарнизонных солдат могли стать хорошими бойцами. Серьезная проблема состояла в том, чтобы найти хороших офицеров, которые могли бы их готовить, а затем повести в бой. Большая часть офицеров была набрана из бывших гарнизонных полков, но очень скоро они доказали свою бесполезность. В Одесском полку, например, по прошествии нескольких недель только один из двадцати двух бывших гарнизонных офицеров был признан годным к строевой службе. Чтобы найти офицеров, порой требовались отчаянные меры. Д.В. Душенкевич, например, был направлен в звании прапорщика во вновь сформированный Симбирский пехотный полк в возрасте всего 15 лет, после прохождения ускоренного курса обучения в Дворянском полку [264] См., например: Попов Ф.Г. Указ. соч. Т. 1. М., 1911. С. 7–26. Душенкевич Д.В. Из моих воспоминаний от 1812 года до 1815 года // 1812 год в воспоминаниях современников. М., 1995. С. 103–135. .