Array Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

А еще остались от войны светлячки нашего искусства военных лет: великое стихотворение К. Симонова «Жди меня», посвященное его жене, В. Серовой; песни – «В землянке», «Огонек», «Синий платочек» в исполнении К. И. Шульженко, песни великой русской народной певицы Л. А. Руслановой и песни Л. О. Утесова. В конце 70-х мне удалось через сотрудницу нашего института и его родственницу, получить автограф несравненного Л. О. Утесова с посвящением: «На память с удовольствием» на альбоме пластинок с его песнями.

ПОБЕДА!!! ВОЙНА ОКОНЧИЛАСЬ… Теперь, спустя 70 лет, когда сказаны и написаны все слова о войне и о Победе, пришло понимание войны, как момента истины для всех: детей и взрослых, женщин и мужчин. Война выявила суть людей, общества, государства, идеологий. Определила мировоззрение и жизнь нескольких поколений на долгие годы.

Лесников Анатолий Анатольевич

Дорога то взлетала на крутой взлобок, то опускалась в овраг, то змеей петляла по склону. По обе стороны ее тянулись густые посадки, за которыми привольно раскинулись поля и перелески. В который раз я убедился, что не зря выбрал село Роговое для строительства дома: красивое место и от города недалеко, всего десяток верст. На работу доехать быстро, каких-то двадцать минут, да и на обед частенько вырваться удается, как, например, сегодня.

Дорога стала ровнее, недавно отремонтировали, и я переключился на пятую. Хотел врубить музыку, уже руку протянул к тумблеру, но что-то удержало. Взглянул искоса на свою соседку, которую подобрал на выезде из города. Старушка как старушка, но что-то было такое, что не позволяло увидеть в ней обычную деревенскую бабулю, похожую на тех, которых я постоянно подвозил.

Да и одета празднично, по-городскому. И сумки с собой нет, без каких старушки из дому не выходят. Только букетик цветов, прижимаемый к груди.

И с чего это цветы в деревню везти – наоборот, оттуда сверстницы пассажирки моей на базар доставляют.

– Бабушка, а куда вам в селе нужно? – спросил, когда показались первые дома.

– Да к памятнику, сынок. Знаешь памятник?

– Конечно, знаю.

Памятник погибшим солдатам и жителям открыли несколько лет назад в центре села, перенесли с кладбища останки воинов Великой Отечественной, которые вернулись в село израненными, да и прожили после этого недолго.

– Ну вот к нему.

– А вы в селе проживаете? – полюбопытствовал я. – Все время тут езжу, а вас не встречал.

– Городская я.

– А здесь родственники, наверное, – к ним едете?

– Нету у меня родственников никаких, к памятнику еду, к памяти своей.

Понял, что расспрашивать дальше будет верхом бестактности, замолчал, увидев издалека стелу памятника с Вечным огнем перед ней. И еще понял, что какая-то интересная и необычная история связана с этой старушкой. Мы уже подъехали, и продолжать свои расспросы было поздно.

Старушка достала кошелек, чтобы расплатиться, но я сделал протестующий жест и воскликнул:

– Нет, нет, денег не беру!

Мой дом возвышался белоснежной каменной громадой среди почерневших деревенских изб, местные звали меня «олигархом», и я, подбирая попутчиков, никогда не брал с них денег. Надеялся хоть этим преодолеть неприязнь деревенских к богатеньким, вбитую, казалось, навечно давно ушедшей в прошлое властью.

Высадил свою пассажирку и уже тронул машину, когда в голову пришла одна мысль.

– Бабушка, – окликнул я старушку, – мне через час в город возвращаться, могу вас забрать, если хотите.

– Ой, спасибо, милок, мне рейсового автобуса долго ждать и ехать в нем уже трудновато. Сделай милость, если не затруднит.

– Конечно, через час я за вами заеду.

Обратный путь показался мне таким коротким. Теперь, рассчитывая на то, что мы уже знакомы, я отважился задать крутившийся у меня на языке вопрос:

– А кто же там у вас захоронен, бабушка, если родственников в селе нет.

Старушка помолчала, как бы раздумывая, рассказывать или нет, но, видимо, воспоминания, нахлынувшие на нее, пока ждала меня у памятника, подтолкнули.

Война, сыночек, давно закончилась, ты и не родился еще, а может, и отец твой не родился. А для меня она никогда не закончится. Я тогда молодая была, красивая, сильная. На фронте медсестрам ох как доставалось – раненого перевязать надо, кровь остановить, да вытащить из-под огня побыстрее. А как его тащить, если он лежачий, ноги перебиты. Вот и просишь, пока он в сознании: «Ты мне помогай, родненький, руками-то от земли отталкивайся». Так и вытаскивали.

Я в этом селе родилась и выросла. Теперь-то здесь все вновь построили, да и люди другие живут. Тут леса вокруг, партизаны немцам очень досаждали, вот они все село и выжгли. Дом наш сгорел, и всех родных моих убили. Одна я осталась на белом свете.

В тот день уже третья атака была, никак наши деревню взять не могли. Название-то ее запамятовала, много времени с той поры минуло. Я прямо в боевых порядках с бойцами бежала. Немец из пулеметов бьет, мины бросает, грохот, крики. Залегли бойцы. Вдруг слышу слева: «Сестра!» Посмотрела, лейтенант молодой, взводный, из пополнения, два дня назад прибывший. Сидит на земле, а лицо все кровью залито. Подбежала я, кровь вытерла, перевязала голову. Пуля только скользнула, кость не пробила. «Спасибо, – говорит, – сестричка». Встал, красивый, роста высокого, покачнулся и вперед, в атаку: «За мной! За Родину!» – кричит. Бойцы как один поднялись и вскоре в немецкую траншею ворвались. Я обо всем позабыла, только за ним, за повязкой белеющей слежу Волнуюсь за него, будто родным стал, так и кажется, что сейчас упадет. Ан нет, добежал. И немцев выбили из траншей ихних, и деревеньку взяли. Орден потом за тот бой ему дали.

А я в этой атаке сердце свое потеряла. Как встречу его, так замираю сразу, сама не своя становлюсь. А он улыбается: «О, спасительница моя» – и обнимает шутливо. И мне так хорошо становится, тепло, уютно. Думаю, хоть бы подольше это продлилось, объятие его.

Многие мужики на меня засматривались, им без женщин тяжко приходилось, да никто из них не нравился, а вот Коля в душу запал. Однажды повстречались, он уже без повязки был, рана затянулась. Улыбается, говорит что-то. Так тепло мне стало от его улыбки, за руку его взяла, поднялась на цыпочки и поцеловала. Он сразу посерьезнел, погладил меня по волосам и говорит: «А ты красивая, как это я раньше не замечал».

Стали мы с ним встречаться. Посидим где-нибудь в затишке, поговорим. Обнимаемся, целуемся. Мне и так с ним хорошо, но понимаю, что мужчина он. То руку положит мне на сердце, то по бедру погладит. Вот я как-то и шепнула ему: «Хочешь, приду к тебе сегодня вечером?» Он только головой кивнул.

Землянка их в стороне стояла, там с Колей еще кто-то жил. Но в ту ночь мы одни оставались. Он – первый мужчина у меня, никого до него не было.