Array Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

Я быстро росла. Впитывала в себя все что видела. Есть я не любила. Все было безвкусное и бесцветное. Особенно я не любила печенку. Жесткая и горькая. После войны долго ее не ела. Однажды я услышала разговор бабушки и мамы, что на завтра нет хлеба, а кроме хлеба, ничего не было. Во время обеда, откусив тоненький ломтик, я вспомнила это и положила в кармашек передника остальное. Когда я дома вспомнила и стала искать ломтик, то в переднике обнаружилось чуть-чуть крошек. Бабушка все равно похвалила меня.

Может ли любой человек понять голод в большом северном гранитном городе с коротким летом? Здесь нет кустов, съедобных трав (щавеля, кашки), фруктовых деревьев. Одни камни. Люди, которые сажали что-то на газонах, никогда не пустят пришельцев. Первую ягодку малины я попробовала после окончания войны. Первый кусочек яблока я попробовала уже школьницей.

В конце войны детей спросили, о чем они мечтают. Дети ответили: «Чтоб соевая коровка сдохла». Так невкусно было соевое молоко.

Наверно, война уже отступила от Ленинграда. Мои родные и воспитательницы стали радостнее. С первой встречи с ленинградцами, а это были в основном женщины, меня поразило, какое доброе отношение проявляли ко мне. Детей в городе было мало, и их редко выводили на улицу. Знакомые, соседи и совершенно чужие люди очень приветливо здоровались и с интересом разговаривали со мной. Тогда я впервые познакомилась с ленинградской культурой. Позднее я гордилась, что я – часть этой культуры, и старалась быть всегда приветливой и улыбчивой.

Воспитательницы детского сада вкладывали в наше развитие свои знания. Я до сих пор помню их имена. Раиса Ивановна и Злата Исааковна. Воспитатели нас учили рисовать, танцевать и петь. Мы разучивали стихи. Однажды они повели нас по улице Чехова. Мы рассматривали атлантов, которые на своих плечах держали небо.

В детском саду праздновали Новый 1945 год. Мы танцевали танец с коромыслами. Детям подарили тряпочных клоунов, сшитых из кусочков ткани. Воротничок из бинтика стягивался у ворота тесемочками, а внутри сладкие белые и голубые горошинки.

Дома бабушка спрятала клоуна в гардероб. Мне давали иногда подержать его в руках. Он сохранился, и я сдала его в Музей блокады. Мне рассказывали, что когда кто-то угостил меня конфеткой, то я не поняла, что это съедобно.

Соседи, пережившие блокаду, рассказывали, как им удалось выстоять в самые лютые времена. Люди возвращались из эвакуации. Все делились своими переживаниями. Я слушала их рассказы.

Война закончилась, когда мне исполнилось три с половиной года. По городу ездили машины и трамваи с флажками. Все были радостные. Вечером мы пошли на Дворцовую площадь. Было много народу. Я шла, держась за руки мамы и бабушки. На Дворцовой площади стояли прожектора. Струи света бегали и шарили по небу и перекрещивались. Кругом все целовались, смеялись. Играла гармошка, пели песни. Чувствовалось, что все надеются на новое лучшее, о чем думали и мечтали всю войну Я тоже жила надеждами. Такое состояние продолжалось до возвращения солдат.

Хорошо помню, как по Аничкову мосту (тогда говорили так), пересекая Невский, идут танки. Башня танка открыта, и на танке сидят и стоят солдаты с красными флагами. Вдоль тротуара до цирка стоят ленинградцы, все кричат: «Ура! Победа!»

А затем наступили рабочие будни. Дома принялись ремонтировать и красить. Дома на Невском покрасили розовым и голубым. Невский проспект стал простым, неинтересным. Через год весь Невский перекрасили в благородные, характерные для города цвета. Заиграли колонны, картуши, лепнина, орнаменты.

В шесть лет бабушка отдала меня в школу. Я гордилась тем, что живу в таком прекрасном городе. Что принадлежу к сообществу людей, которые выстояли, остались такими человечными и к людям, и к животным.

Я принадлежу к ленинградцам, буду беречь и любить мой гордый город. Не забуду, как я и мои родные жили мыслями о мире, об окончании войны, вспоминали, какой был город до войны. Фашисты разграбили, разбомбили все, что им встречалось на пути. Все эти послевоенные годы народ восстанавливал и строил. Мы бережем все, что нам дорого и прекрасно.

Ткаченко Зинаида Андреевна, родилась в октябре 1941 года .

Блокада Ленинграда! Страшное, немыслимое явление. Надо бы подробно описать все, ведь пережила тяжело самые страшные дни осени-зимы 1941–42 годов. Давно пора, но очень тяжело вспоминать до сих пор.

В мае 1941 года я получила письмо из Либавы (Лиепаи) о том, что стреляют в спину, что, как видно, скоро в бой. Там служил мой друг Саша Мошкарев. В первых числах июня все успокоилось вроде.

Так что мы ждали, что скоро война. Германия подошла вплотную к нашей стране. 22 июня я с друзьями поехала в Териоки рано утром. Там мы узнали о начале войны, решили все же погулять там до вечера. Обратно возвращались чуть ли не на подножках вагона. Домой вернулись в два часа ночи.

Конец февраля – начало марта 1942 года. Я оказалась без работы. Ожидала, что меня возьмут в армию, ходила в военный стол 32 отд. милиции (там был военкомат Невского р-на). Родители мои, вместе с братом Володей и сестрой Ниной, выехали на работу на Ледовую дорогу. Я вспомнила, что, по рассказам отца, в тресте столовых Куйбышевского р-на работает его знакомый Козлов, начтреста, что на ул. Герцена, 3.

Я с большим трудом, с долгими остановками поднялась на высокий этаж (вроде 5-й). Вошла в кабинет – за столом сидит мужчина и читает газету. Я представилась, он сразу поднял голову и удивился, что я здесь, а не уехала вместе с родителями. Я стала просить какой-нибудь работы. Предложил он мне командировку на Ладогу, но сказал, что отправить меня транспортом не может. «Ищите сами какие-нибудь машины попутные, пропуск выпишу, как найдете машину». Такое заявление до сих пор меня удивляет. Город выглядел мертвым, редкие прохожие попадались. Любое движение давалось людям с трудом. Поиски машины затянулись надолго, на 2–3 недели, так как сил на поиски этой машины у меня не было. Эти недели я провела в столовой № 6 на ул. Желябова (по его совету). Продавала дрожжевой суп. Готовился он так: в котел с горячей водой бросали большую пачку дрожжей, заправляли эту жидкость сухой морковью. За этим горячим варевом стояла очередь. Торговала я в маленьком помещении, «американке», как называли тогда. Теперь там пышки продают. Холод в этой «американке» был жуткий. Спасибо швейцару (был такой в этой столовой), он принес мне под ноги деревянные мостки.

Помимо продажи этого супа я со всеми работниками этой столовой ходила к Дворцовому мосту на Неве за водой. Сильные повара забирали воду из проруби и передавали выше остальным. Меня они звали студенткой и – спасибо, вечно помнить буду, – оберегали. Нюра-повариха впрягалась в сани рядом со мной и требовала, чтобы я не тянула лямку, а только держалась за нее. Вот такие бурлаки тянули всей группой бочку или две воды. У моста в это время стояла подводная лодка, скованная льдом. Охраняли ее моряки, головы их были замотаны шарфами.