Array Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

А стойкость и мужество людей, прошедших ужасы оккупации, сумевших выжить и найти свое достойное место в мирной жизни, достойны не просто уважения, но и самого искреннего восхищения.

…Когда я смотрю на нынешнее поколение молодежи, я испытываю двойственное чувство. С одной стороны, мне радостно, что люди живут в достатке и на селе тоже, что избы их полны современной бытовой техники, что в магазинах сельских все можно купить и огород сажать необязательно. С другой стороны, мне кажется, что, несмотря на трудное, неспокойное время, мое поколение было гораздо счастливее, чем нынешнее.

Но это из области ощущений, ведь у каждого поколения свои понятия о счастье, не так ли? И все-таки порой кажется, что чем-то обделены современные дети, чем-то очень важным и нужным; и не купишь это «что-то» в магазинах и на рынках. Но у нынешнего поколения есть самое-самое главное условие для счастливой жизни – это мирное чистое небо над головой. А тогда… А тогда небо выглядело таким же чистым и синим, такое же яркое солнце светило людям, вот только…

Весной 41-го, как и всегда, хватало хлопот и забот на огороде и в саду, но мы со всем справлялись. Отец все чаще хмурился, слушая радио и читая газеты. В июне месяце страшная весть облетела наше село. Помню, как притихли мы, дети, как заплакали мать и бабушка, как возле дома на завалинке отец долго курил и думал о чем-то. Тогда в нашей семье было пятеро детей: старшему Василию – 13 лет, а младшему Пете – два годика. Везде, во всех домах звучало страшное слово – война. Отец в то время работал секретарем в сельском совете. Начали приходить повестки. Проводы на войну были короткими, строгими, со слезами, но без лишних истерик и рыданий – на правое дело провожали своих мужей, братьев и сыновей русские женщины. В конце июня отец получил повестку. Он пришел домой и сказал, что подготовил последние списки военнообязанных. Помню, как мы все провожали его до околицы, как плакали, как отец давал нам наставления, особенно старшему брату, чтобы мы жили дружно и берегли мать и дедушку с бабушкой. Тогда мы и узнали, что мать наша была беременна и осенью должна была родить нам братика или сестричку. И потянулись тяжелые длинные дни, так и хочется назвать их хмурыми и пасмурными. Казалось, что и солнышко светит как-то не так, как при мирной жизни, а может, мне так казалось оттого, что наша улыбчивая и веселая мать улыбалась тогда очень редко. А для улыбок не было повода: через село отступали наши солдаты, слышался рев фашистских самолетов – мы быстро научились отличать их от своих и бежали прятаться от бомбежки в окопчиках на огороде. Не прятался только дедушка Василий – он оставался в доме, потому что считал себя старым, считал, что ему пора умирать. Вскоре он действительно умер, но не от бомбы, а видимо, от старости. Наступил час, пожалуй, один из самых тяжелых в истории нашей страны. Немецкие самолеты бомбили наши города и села, а люди недоумевали: что же это? Почему же мы не можем дать отпор захватчикам? Разве не самая сильная в мире наша Красная армия? Разве не самый справедливый бой ведет она, очищая свою родную землю от фашистской нечисти? Ответ на этот вопрос мы не узнали и много лет спустя после войны, да и нет его и сегодня, единственного верного ответа.

А тогда через наше село отступали русские солдаты. Грязные, оборванные, голодные. Бабушка варила картофель в мундирах, и мы, дети, набирая его в карманы, шли на дорогу, на огороды, по которым отступали наши. Мы отдавали им картошку, а они, бедные, ели ее прямо с кожурой. И никогда мне не забыть виноватые их взгляды. Они избегали смотреть нам в глаза, словно чувствовали за собой вину перед нами, несмышленышами. Помню, как появились первые немецкие солдаты на мотоциклах. Они со страшным ревом проносились по селу, поднимая клубы пыли на дорогах. Они заходили в дома и не просили, нет – требовали молоко, яйца, сало, хлеб. Бабушка, когда они пришли и в нашу избу, вынула из русской печки огромный кувшин с топленым молоком, налила в кружки и молча, подала немцам. Они жестами дали понять, что сначала она сама должна отпить из кувшина, и только когда она сделала несколько глотков, начали пить молоко. Теперь-то я понимаю, что они боялись отравы, а тогда была удивлена, надо же, какие добрые – бабушку «угощают»… Село заняла немецкая часть, очень многие жители остались без крыши над головой – их выгнали из родных домов. Там теперь размещались немецкие солдаты и офицеры. Люди ютились в сарайчиках, в коровниках и курятниках. Некоторые выкапывали землянки и устраивались там. В нашей избе теперь тоже жили солдаты. Они вечерами напивались и во всю глотку орали песни. В центре села появилась комендатура, и конечно же, сразу нашлись и те, кто пошел добровольно служить новой власти. Но и среди полицаев люди были разные: одни просто захлебывались от радости: кончились, мол, ваши Советы, а другие прятали глаза при встрече с односельчанами, видимо им было стыдно.

Если раньше дни были пасмурные и хмурые, то теперь их можно было назвать черными, беспросветными. Началась оккупация, которая длилась с октября 1941-го по август 1943-го. В церкви теперь держали раненых военнопленных, наших русских солдат и офицеров, а около церкви под открытым небом находились остальные военнопленные, те, кто не поместился в церкви. Помню, как они жались друг к другу от холода, ведь теплой одежды у них не было. Мы носили им отварную картошку в «мундирах» и кидали за ограждение, чтобы не увидели немцы. Потом пленных увезли куда-то, куда – никто не знал, но все догадывались, что их расстреляли.

Я и сейчас помню наглые, самодовольные лица немецких солдат. Они чувствовали себя хозяевами на нашей родной земле. Но самые страшные впечатления остались от того дня, когда в село пришли эсэсовцы. Казалось, даже птицы притихли, даже ветер затаился.

На территории нашего района действовал партизанский отряд «В бой за Родину». Непроходимые брянские леса стали спасительным укрытием для партизан. Сама природа, сама земля русская встала на бой с фашистскими захватчиками. В нашем селе был связной (конечно, об этом стало известно только после войны). Немцы страшно боялись партизан и выжигали целые села и поселки, если получали сведения о том, что там появлялись партизаны. Такие села как Рессета, Долина, Бруссна и многие другие, были сожжены, а их жители расстреляны за содействие партизанам. Особенно злобствовали полицаи, выслуживались перед новыми хозяевами. Староста не раз предупреждал нашу мать, чтобы она поменьше выпускала нас на улицу. Он был очень спокойный человек, я бы сказала даже добродушный, несмотря на то что служил фашистам. Очень многим жителям нашего села удалось избежать расстрела только благодаря ему, казалось, он сочувствует своим односельчанам. Через несколько лет после окончания войны мы узнали, что он-то и являлся тем самым связным. Но ему чудом удалось избежать смерти. Когда наши освободили Подбужье, старосту схватили и хотели повесить как предателя. Люди не дали этого сделать, и тогда солдаты предложили ему просто уйти из села – ведь не все же знали, кем он был на самом деле.