Артем Драбкин - Я дрался на Т-34. Третья книга

Где-то 15 марта пришел приказ на погрузку. За день до погрузки в эшелон механика-водителя танка командира первой роты, в которой я служил танковым техником, отправили в госпиталь. Утром приходит приказ на погрузку, а вести танк некому. Командование полка назначает меня механиком-водителем на этот танк. Мало того, что мне танки обслуживать, так еще и водить надо. В конце двадцатых чисел марта мы прибыли на Северо-Кавказский фронт. Автомобильная техника разгрузилась в Краснодаре, а эшелон с танками прошел ближе к линии фронта и разгрузился на станции Убинская – это где-то 5–6 километров от передовой. Сразу же поротно стали выдвигаться к фронту. Командиры проводили, разумеется, рекогносцировку местности, ну а мы занимались обслуживанием танков – чтоб все исправно было, чтоб бензином заправлены были и так далее. Полк вел бои за станицу Крымская, сейчас это город Крымск.

Немцы ее не хотели сдавать. Несколько раз мы ходили в атаку – не получалось, потому что пехоту отрезали от танков, а танки без пехоты – это, знаете, мишень. В этих боях наш танк был подбит. Попали нам в борт, пробили бензобак. Мы были оглушены. Потом видим – танк горит! Бензин же! Начали выбираться. Только на несколько метров отползли, как начали рваться снаряды боекомплекта. А тут еще немец обстреливает! Досталось нам. Я был легко ранен и контужен. Вскоре нас подобрали санитары.

– С танками пришли комплекты формы?

Нет! Может быть, где-то по дороге ее растащили.

– Долго осваивали технику?

Нет! Довольно быстро.

– Вы сказали, что были проблемы с гусеницей, а шипы наваривали на гусеницу?

Нет! Ничего не наваривали!

– Первый свой экипаж помните?

Командиром был Сачугов Вася, на башенном орудии сидел, по-моему, Кичигин, заряжающим Фадеев, а механиком до меня был Пермяков. Они все были с Урала.

– Первый свой бой помните?

После выхода на исходные позиции командир мне, как механику, определил направление движения. В триплекс мало что видно, поэтому командир определял ориентиры, по которым я вел машину. Была проведена артиллерийская подготовка, и мы пошли в атаку. Стрельбу вели с коротких остановок. Задача механика как можно более плавно остановить машину, чтобы танк не раскачивался после остановки, и так же плавно и быстро тронуться. Стоять нельзя – тебя подобьют. Первый бой особых впечатлений не произвел. Мы стреляли, и в нас стреляли. Вот когда подбили нас, тут уже были впечатления.

– Покидать М3 легко было?

Да, у меня был впереди свой люк. Более того, мы тренировались покидать танк.

– В бою люк приоткрывали или держали закрытым?

Он закрытый! Открывать нельзя! А вдруг снаряд?!

– При попадании звук сильный?

Когда снаряд ударяет в башню, звук неприятный. В М3 окалины не было – он весь обит был поглощающим материалом.

– Что-то ломалось у М3?

Машина была надежная, но постоянно приходилось регулировать механизм бортовой передачи, поскольку тормозные ленты изнашиваются.

– Как танкисты относились к М3?

Неважно…

Около месяца я пролежал в госпитале. После выписки меня направили в резервный полк.

– После госпиталя хотелось на фронт или уже навоевались?

Как это не хотелось?! Хотелось, конечно!

Мне и еще одному старшему лейтенанту, командиру танкового взвода, дали в подчинение группу механиков-водителей и командиров орудий и направили в Нижний Тагил. Там мы этот личный состав сдали для формирования частей, а сами получили предписание на 2-й Украинский фронт. Из штаба фронта меня отправили в 116-ю танковую бригаду, воевавшую в составе 8-го механизированного корпуса, которая в то время находилась под Александрией. Здесь я был назначен танковым техником первой роты первого батальона. Батальоном командовал тогда капитан Брык, а бригадой – подполковник Юревич. Бригада имела на вооружении танки Т-34. На основе 116-й танковой бригады из частей 8-го механизированного корпуса была сформирована подвижная группа, которая была отправлена в рейд по тылам противника. В ночь на 10 января 1944 года по проходу, проделанному саперами, пошла в направление Марьяновки. Когда подходили к этой Марьяновке, все было тихо, спокойно. Разведка определила, что у каждого дома стоят машины, в том числе и с радиостанциями, и тихо: «Часовые спокойны». На большой скорости ворвались в эту Марьяновку. Немцы выбегали в одних подштанниках, потому что они же в тылу, в 70 километрах от линии фронта. Командование узнало от местных жителей, что недалеко, в районе Малой Виски, находится аэродром противника. Одна работница сахарного завода, я не помню сейчас ее фамилии, взялась провести часть подвижной группы к Малым Вискам. Подавили они там самолеты, зенитки. Уничтожили два или три тяжелых танка. Там были склады с горючим, с боеприпасами – все взорвали. Когда на вторую ночь уходили – зарево все еще было далеко видно. Немцы, разумеется, очухались и нас прижали. В общем, начали сгущаться тучи над нами. Надо было собираться и уходить.

В район Малых Висок прилетел самолет У-2, привез приказ: готовиться к выходу. На третий день с подбитых танков слили горючее, загрузили оставшиеся боеприпасы и начали уходить. С боями пробились к своим, и 13-го числа утром мы уже вышли из этого котла.

– Какова в этих боях ваша роль? Где вы находились?

Наша роль, танковых техников, незавидная. Места в танке технику нету. Приспосабливались мы где-то на броне заднего танка в ротной колонне. Когда танки вступают в бой, то мы спешиваемся и держимся ближе к штабу батальона. В конце 43-го года стали для технических работников выделять тягач или танк со снятой башней. Тогда уже легче стало техникам. Можно было и ехать на этой машине, и подбитые танки ночью вытаскивать.

После боев под Кировоградом бригаду вывели на переформировку. Стояли в селе Лелековка – это где-то в двух-трех километрах от города. Пару месяцев мы там, в общем, отдыхали. Танков у нас не было, только машины и немного личного состава. Летом нас перебросили под Минск. Приехали, сделали себе землянки. Пришли новые танки М4А2 «Шерман». Везло мне на американскую технику. Вот с этими танкам мы вступили в бой на 2-м Белорусском фронте.

В январе началось наступление в Польше. Тяжелые бои были за город Хойниц – большой транспортный узел. Там погиб наш комбат, майор Брык, другие офицеры. Я сам был ранен в ногу.

Дело было ночью. Начался обстрел. Я забрался в какую-то канаву, а нога осталась сверху, ну вот ее и прихватило осколком снаряда. После того как пал Кенигсберг, стало легче. Бои были уже не сильные, и мы хорошими темпами вошли в Германию. Второго мая остановились в Файтлюбы, и на этом для нас война закончилась.