Сергей Михеенков - В бой идут одни штрафники

Ходить с Иванком на нейтралку — дело рисковое. Один раз он уже послал его на задание. Потом корил себя. Разведку тогда, под Юхновом, прихватили «бранденбуржцы» из спецподразделения, которое охотилось за генералом Ефремовым. Но Иванок чудом унырнул от преследования, спрятался где-то в ближней деревне. Выжил. Пуля и плен его миновали [5] О событиях весны 1942 года, о злоключениях группы Воронцова под Вязьмой, в окруженной Западной группировке 33-й армии, о прорыве и всем, что было потом, см. вторую книгу — «Иду на прорыв!». .

— Совсем рядом с нашим охранением шныряют, — снова кивнул Иванок на мину. — Разведки боятся.

Двинулись в сторону ручья. Ползли между рядами сосен. Старые посадки, они уже созрели для топора и пилы. Из таких сосен можно рубить дома. Воронцов поднял голову: деревья стояли плотно, высокие, неба не видать. Сколько деревень сожжено! И та, что на другой стороне ручья, на пригорке, тоже вся в развалинах да пепелищах. Одни фундаменты остались. Да и те — в сплошных бойницах. Там пулеметные гнезда. Между ними ходы сообщения. Такие же ходы ведут в тыл. В снайперский прицел Воронцов мог наблюдать систему обороны противника.

— Отсюда, Сань, водокачка не видна. — Иванок подтянул за ремень винтовку. — Ты какими зарядил? Разрывными?

Иванок называл Воронцова так, как когда-то Степан.

— В лесу разрывными не стреляют. У вас в разведке разве этому не учат?

— Нам тут и не придется стрелять. Дядя Кондрат сказал, что их боевое охранение метрах в ста отсюда, правее. Сидят, не высовываются. Все правильно. Вот поэтому они здесь снайпера и держат. Чтобы лес контролировал. А почему вы ночью лесом не пошли? Здесь же легче выходить?

— Игнат сперва сюда и повел. Лес. Думали тут перескочить. Куда там! Часовые в траншее через каждые десять шагов. И пулеметы. Ночью они тут все простреливают. Как в поле. Там, за ручьем, у них несколько линий траншей. Все — заняты. — Иванок посмотрел на Воронцова и вдруг перешел на шепот: — Сань, их тоже подводят к передовой. Похоже, рубка хорошая намечается. А?

Воронцов ничего не ответил. Только подумал про себя: конечно, намечается, иначе бы их отдельную штрафную сюда не перебросили. А раз перебросили, то именно здесь и намечается место прорыва.

Сосны кругом на высоте человеческого роста были густо исклеваны пулями. Пахло свежей смолой. Прозрачная живица уже заполнила некоторые отверстия и отщепы. Воронцов вдыхал волнующий запах бора, разогретого полуденным солнцем, и этот запах, и легкий хруст сухой хвои и моха будили в нем воспоминания родины. Порой возникало ощущение, что не на нейтральную полосу полз он сейчас, стараясь остаться незамеченным, а домой, в родное Подлесное.

Где она, война? Нет ее здесь! Да и не может быть в такой тиши, пропахшей смолой и вялой душистой травой. Но вот простучал где-то там, в стороне деревни, немецкий пулемет, и все в одно мгновение расставил на свои места.

Слишком много событий принес сегодняшний день. И, конечно же, не время сейчас ползти на нейтральную полосу. Да еще и Иванка за собой тащить. Но уже не повернешь назад.

Выходить надо было рано утром, еще затемно. Немецкий снайпер наверняка именно так и поступил. А теперь, когда он хорошо устроился, замаскировался, попробуй найди. Дождись, когда шевельнется, сделает ошибку. А может, он замер, положил на спуск палец и спокойно ждет, когда они появятся возле родника. На бруствере наверняка засек. Винтовку с оптическим прицелом Воронцов все время держал в левой руке, прикрывая телом. Если немец видел их на бруствере, то будет ждать возле родника. И если не обнаружит, то тут же поднимет тревогу. Немцы вышлют разведку и попытаются выловить их возле ручья, захватить живыми.

Они выползли на берег ручья. Замерли. Стежка обваливалась вниз и по песчаной косе тянулась к зеленой болотине, на краю которой виднелся обложенный известняком колодец. С той стороны ручья к колодцу были переброшены жерди, скрепленные короткими поперечинами.

— Наблюдай за деревней, — прошептал Воронцов Иванку.

Тот сразу же отполз в тень и вытащил бинокль.

Прошло не больше получаса, и на противоположном берегу в тени деревьев появилась фигура человека. Человек шел свободно, что-то беспечно насвистывая. Это был немец. Пожилой, лет сорока, с лысиной. Пилотка засунута под погон. В руках две вязанки котелков. На все отделение. Иванок встрепенулся, потянул к плечу винтовку. Воронцов покачал головой: нет.

Не за этим пехотинцем они приползли сюда. Пусть набирает воду и уходит. Пусть подтвердит, что здесь опасности нет. Никаких русских снайперов. Никакой засады в отместку за вчерашнее. Никого. Пусть думают, что мы уступили колодец, и теперь они могут пользоваться им свободно.

Немец расстегнул ремень, быстро стянул с себя френч и исподнюю рубаху. С грохотом бросил фляжки возле колодца. Вернулся к ручью и начал умываться. Немец взвизгивал и крякал от удовольствия. Потом отряхнул руки и принялся отвинчивать колпачки. Заполнив последнюю фляжку, нанизал их на проволоку, перекинул через плечо и пошел по жердям на другой берег. Когда немец перешел ручей и спрыгнул с конца кладей на берег, Воронцов услышал щелчок затвора и оглянулся. Иванок, привстав на коленях, выцеливал уходившего немца. Воронцов бросился к нему, выбил из рук винтовку, придавил Иванка к земле.

Немец наверняка слышал их возню. Он оглянулся и быстро исчез в кустах.

После того, что произошло, надо было думать о том, как бы поскорее отсюда убраться. Желательно тихо и незаметно. Все для них мгновенно изменилось. И само пребывание здесь, на нейтральной полосе, которая, возможно, контролируется и нашими, и немецкими наблюдателями, стало проблемой. И решать ее предстояло самим, без чьей-либо помощи, и как можно быстрее.

— Все. Уходим. Быстро вперед. Я — замыкающий.

Иванок чуть не плакал. Он сверкнул глазами, сунул за пазуху бинокль, взял за ремень винтовку и пополз назад. Когда выбрались на ту сторону сосняка, остановились отдышаться.

— Почему ты мне помешал? — Иванок не смотрел в его сторону. Воронцов видел пунцовое ухо, перепачканную смолой щеку с налипшими хвоинками и бледные губы. Губы Иванка дрожали от негодования, а сквозь ухо просвечивало ярое послеполуденное солнце. — Я бы положил его. Они тут вчера двоих наших подстрелили. Прямо возле колодца!

— Знаешь, чем мы от них отличаемся?

— Мы добрые, да? А ты помнишь, как они девчат в Прудках изнасильничали?!

— Если они такие звери, то это не значит, что и мы должны делать то же.

— Нет, товарищ лейтенант! Во-первых, я больше с тобой на нейтралку не пойду! Лучше — одному. Я бы его тут и положил. Его, а потом и еще других, кто за ним пришел бы. Вчера они — наших. А сегодня я — их! Зуб за зуб! Понял? Вот это был бы результат! А с тобой ходить…