Владимир Першанин - Самоходка по прозвищу «Сука». Прямой наводкой по врагу!

И тем не менее это была очередная бойня. Взлетали и опускались приклады, лопатки, стучали выстрелы, слышались крики о пощаде и обозленная ругань в ответ.

Перехватив расширенные от возбуждения взгляды Швецова и Сорокина, Карелин коротко приказал:

– Навести порядок в рубке. Сорокин, доложи о количестве оставшихся снарядов.

Это была победа. Можно сказать, мелкая, батальонного масштаба. Но наступающая на Харьков колонна была практически уничтожена.

Главное – смят, раздавлен тяжелый артиллерийский дивизион, который понаделал бы делов, дойди он до места. Догорали два танка, тягачи, несколько грузовиков.

На поле насчитали около полусотни убитых, не меньше двух десятков остались в лесу. В качестве трофеев, кроме стрелкового оружия, достались два 80-миллиметровых миномета с запасом мин и легкий автомобиль-вездеход «Штейер» с побитыми стеклами, пробоинами в корпусе, но вполне исправный. Обнаружили довольно много продуктов, вина, сигарет.

Свои потери оказались меньше, чем немецкие (редкий случай за всю войну). Сгорел один Т-34 и самоходка. Несколько машин получили повреждения.

Оживленный гомон довольных победой и богатыми трофеями бойцов (многие хватили рома или вина) сбил лейтенант Александр Бобич:

– Глаза залили, ничего не видите? У меня в роте семнадцать убитых и три десятка раненых. Некоторые тяжело, один за другим умирают. Их спасать надо.

Имелись потери в экипажах танков и самоходных установок. Несколько человек пропали без вести. Где их найдешь в заснеженном лесу?

Из штаба торопили. Требовали, чтобы срочно двигались на соединение с главными силами. Двинулись к месту сбора. Несколько тел погибших не смогли достать из раскаленных, догорающих машин.

– Надо спешить, – озабоченно торопил командиров Тюльков.

Но пока плутали в темноте, перебирались через овраги и засыпанные мерзлым снегом низины, к месту сбора прибыли только перед рассветом.

Здесь тоже прошел бой. Танкисты, самоходчики и пехотный полк столкнулись с бронетанковой колонной, двигающейся по параллельной дороге к Харькову. Потери понесли куда больше. Поэтому доклад Тюлькова командир полка Цимбал выслушал почти равнодушно.

– Скоро вперед двигаем? – спросил возбужденный своей удачей майор Тюльков.

Зам директора машинно-тракторной станции, Борис Прокофьевич Тюльков был призван из запаса лет шесть назад. Закончил курсы повышения квалификации в танковом училище, краем участвовал в Финской войне.

Занимал разные должности: командовал танковой ротой, служил зампотехом батальона. Был добросовестным исполнительным командиром, но, по мнению начальства, ему не хватало военной жилки и требовательности к подчиненным.

Тогда еще капитан, Борис Тюльков участвовал в боях под Смоленском, а после тяжелого ранения работал военпредом на Горьковском автозаводе. Принимал и осваивал первые самоходно-артиллерийские установки, а затем был направлен на фронт в качестве заместителя командира полка.

Профессиональный военный, Петр Петрович Цимбал ценил своего добросовестного заместителя, хорошо разбиравшегося в технике и оружии. Но чаще использовал Тюлькова как зампотеха (штатный технарь был слабоват) и оружейника.

Самоходки, как и любые новые машины, да еще изготовленные в условиях войны, имели много недоделок, и работы Тюлькову хватало. Сейчас, после боя, который Борис Прокофьевич провел не хуже любого профессионала, он снова рвался вперед.

– Ну так что, когда наступаем? – повторил свой вопрос Тюльков.

– Угомонись, Борис, – с трудом сдерживая раздражение, отозвался Цимбал.

Своего надежного заместителя, которого некем заменить, командир полка бросил в бой из-за крайней необходимости. Слава богу, что уцелел и есть на кого опереться. Но ни о каком наступлении сейчас и речи быть не могло.

Объяснил Тюлькову что на главном направлении удара дивизия понесла такие потери, что впору закапываться и вставать в оборону. Немного поколебавшись, добавил:

– Харьков в кольце, морду нам крепко набили. Наверху молчат, но сам увидишь, сколько войск отступает. Об этом молчи, ты человек простой, ляпнешь не подумав. Занимайся ремонтом поврежденных самоходок.

Вскоре и Тюльков, и Карелин, да и все остальные увидели, как откатываются сплошным потоком наши войска. Это не напоминало беспорядочное бегство сорок первого года, хотя паника наблюдалась то в одном, то в другом месте.

Немногие танки, отходящие на восток, имели многочисленные повреждения. На броне сидели раненые и обожженные танкисты. Пехота (тоже очень много раненых) шла в составе поредевших батальонов и рот.

Тянулась бесконечная вереница санитарных повозок. Между ними шагали те, кому не хватило места и кто еще мог двигаться. Несколько десятков раненых везли на крестьянских неуклюжих телегах, запряженных быками. Это вызывало у некоторых нервный смех:

– Где же машины санитарные? Фрицы на колесах, а мы снова пешком да на быках. Догонят ведь!

– Догонят и на гусеницы намотают, – поддакивал кто-то.

Свесившись с брони, Михаил Швецов выругался в адрес болтунов:

– А вы куда драпаете? Руки-ноги целы, винтовки за плечами. А ну лезьте к нам! Десантников не хватает.

Напуганная перспективой оказаться в десанте (там же гибель сплошная!), кучка болтливых красноармейцев шарахнулась прочь. Их догонял старшина из комендантского патруля, размахивая «наганом» на шнурке:

– А ну стой! Кто не ранен, собираться вон там. Батальон формируется.

Бойцы неохотно плелись к месту сбора. За спиной старшины стояли двое с автоматами. Прибьют и, как зовут, не спросят.

Остатки дивизии по приказу командования срочно занимали оборону. Приказ был короткий и ясный: обеспечить отход наших войск (а точнее, выход из окружения). Ни в коем случае не допустить прорыва танков Манштейна.

Пока главной опасностью оставалась вражеская авиация. Основные силы люфтваффе были задействованы на других участках боев. Хотя массовых налетов не было, но частые атаки мелких групп самолетов держали бойцов в постоянном напряжении. Обычно налетали по два-три самолета из резерва и второго эшелона. Пускали в ход старье вроде бипланов «Хеншель-123» времен войны в Испании, тихоходные бомбардировщики «Дорнье» ранних выпусков.

Но и эти машины, медленно плывущие на большой высоте, несли по полтонне бомб, а когда сбрасывали свою разнокалиберную начинку, к земле неслись пулеметные трассы. Без жертв такие налеты не обходились, а главное, они действовали на моральный дух бойцов.

Когда воздушные разведчики замечали крупную колонну, то прилетали знаменитые «Юнкерсы-87», с торчавшими, как лапы хищников, шасси, и с воем сирен шли в пике. Пилоты этих машин свое дело знали. Били прицельно, с малой высоты. Вслед за тяжелыми «стокилограммовками» летели контейнеры с осколочными гранатами. В небе словно работал пулемет гигантского калибра. Стоял сплошной треск разрывов, гранаты срабатывали над землей, выкашивая все живое.