Владимир Першанин - Самоходка по прозвищу «Сука». Прямой наводкой по врагу!

Неожиданно встретились с подполковником Цимбалом. Обнялись, сели покурить. Долго служили вместе, ладили, понимали друг друга. Но сейчас Борис Прокофьевич Тюльков невольно отводил взгляд от сожженного лица старого товарища. Немного знал жену Цимбала и догадывался, что не все у них гладко. Хотя об этом ли сейчас следовало думать? Того и гляди, «юнкерсы» на голову свалятся.

Цимбал коротко рассказал о боях, в которых пришлось участвовать. На вопрос о боевых качествах СУ-122 ответил просто, не делая великой тайны из нового оружия:

– Машина неплохая. Скорость полета километров, броня как у «тридцатьчетверки» Гаубица – штука, конечно, сильная, но прицельности такой нет, и скорострельность слабая. Ты за секунду из своей «трехдюймовки» до двадцати выстрелов сделать сможешь, а я в лучшем случае 5–6. Да мне в бою столько и не дадут стрельнуть, у фрицев наводка точная. Промажешь раз-другой, третий раз прицелиться не дадут.

– Зато калибр подходящий.

– Против укреплений неплохой. Доты, блиндажи сносили. По артиллерии и минометам навесным огнем неплохо работали. Против новых Т-4 с удлиненными орудиями проигрываем. Прошибают броню за километр.

– А как их хваленые «тигры»? – спросил Тюльков.

– Мощные машины, и вооружение соответственное. Пушка калибра 88 миллиметров за два километра нашу броню берет. Но их мало, больше на психику давят. Я всего три-четыре «тигра» видел, да и то издали.

– Подбивали?

– Слезы! – Цимбал растянул в жуткой улыбке несуществующие губы. – Пара штук из засады роту «тридцатьчетверок» подстерегла. «Тигры», сволочи, тяжелые – 56 тонн, больше из укрытий действуют. Наши зевнули, на открытое место вылезли, вот их за километр с гаком и пожгли. И до того точно, сволочи, бьют! Из десяти «тридцатьчетверок» всего три уползли, да и то поврежденные, с пробоинами.

– И не сумели взять эту парочку?

– Почему? Сумели. Батарею гаубиц подогнали и начали фугасами садить. Так, почти наугад, лишь бы с места сдвинуть. А с флангов штук пять «тридцатьчетверок» пустили и мою батарею СУ-122.

– Целое сражение, – покачал головой Тюльков.

– Похоже на то. Пока гаубицы их навесным огнем долбили, танки и самоходки с двух сторон обошли и открыли огонь. Две «тридцатьчетверки» сразу нарвались. Сгорели. Да и толку от их пушек против такой брони! Мои самоходки метров на шестьсот приблизились и начали фугасами садить. Броню не берут, но гусеницу у одного «тигренка» порвали. Второго оглушили – снаряд ведь двадцать килограммов весит. В общем, все вместе добили. Две самоходки сгорели, и еще одну «тридцатьчетверку» хорошо подковали. Из экипажей лишь половина сумели выскочить, все контуженые, обгоревшие. Вот и считай результат – пять машин накрылись, пока два «тигра» взяли, да и артиллеристам на батарее досталось. Я уже не говорю про ту, зевнувшую, роту.

– Повоевали, – только и вздохнул Тюльков. – Но ведь как-то их можно бить?

– С умом. Не рваться, как голый на бабу, а выцеливать с флангов. Не торопиться. Они хоть «тиграми» кличутся, а железяка есть железяка. Высота под три метра. Хороший артиллерист, вроде Пашки Карелина или Захара Чурюмова, выберет нужное расстояние и закатит снаряд в борт под башню или гусеницу сорвет – и сразу в укрытие. Выждет и второй болванкой добьет, если первой мало.

– Получалось?

– Учимся помаленьку. У меня один из комбатов артиллерийским наводчиком долго служил. Умел хорошо траекторию рассчитать. Подстерег в одиночку «тигра» и врезал фугас в башню сбоку.

– Пробил броню?

– Нет. Крепкая она у них. К тому же не бронебойной болванкой стрелял. Но погон повредил, башня не ворочается. Вложил еще тройку фугасов, поджег немца. Орден «Отечественной войны» получил, а экипаж – медали. В газетах писали вот, мол, молодцы.

– Молодцы, – подтвердил Тюльков. – А ты что, против?

– Я против того, чтобы из-за какого-то сраного немецкого «панцера» событие делать. Была хорошая пушка ЗИС-2. Помнишь такую? Сняли с вооружения еще до войны, а сейчас наверстывают. А она ведь за километр почти 100-миллиметровую броню берет. Гаубицы против танков на выход. Сильные пушки нужны и снаряды современные. Хотя бы подкалиберные, если с кумулятивными ничего не получается. Оба командира полков торопились по своим делам. Когда поднялись, Цимбал кивнул на одинокую звездочку на погонах Тюлькова.

– Долго они тебя в звании повышают.

– Сам виноват, – признался Тюльков. – У меня машин уже не оставалось, а тут команда – «Полк в наступление!» И начинают ставить задачу. А в наличии всего четыре самоходки. У одной гусеницы латаны-перелатаны, у другой поворотник у орудия поврежден. Пытаюсь объяснить: полк выход наших войск прикрывал, большие потери. Две машины только нормально воевать могут. Разве докажешь? Немедленно поднимай полк, и все тут. Пока спорили да ремонтники что-то сделать пытались, нужда в двух моих машинах отпала. Ну а мне упрямство потом припомнили.

– Но полк все же дали!

– Дали со скрипом. Командующий вмешался, он меня еще с Финской знал. А тебя и со званием, и с новым орденом можно поздравить!

Борис Прокофьевич кивнул на новенький орден Красного Знамени.

Прозвучало двусмысленно, и Тюльков, сообразив, замолчал.

– Наградили за сожженную шкуру. Проснусь и думаю: лучше бы меня наповал тогда прибило, чем ходить и людей пугать.

– Извини, Петро.

– Ладно, чего там.

За неделю до этого разговора Цимбал получил письмо от жены. Нормальное ласковое письмо. Но чутьем много пережившего человека он ощущал легкую фальшивость в словах жены и снова вспоминал разговор соседок. Ответ написать так и не собрался.

– Карелину привет передай, – сказал Цимбал. – Я ведь его к себе сманивал. Отказался. Ты его комбатом поставил?

– Нет. Опыта еще маловато. Но в хорошую батарею, к Свирскому Анатолию определил.

– Может, и правильно. Горят молодые как свечи, пусть поучится.

Немецкая авиация налетела, когда полк майора Тюлькова заканчивал переправу. Тройка массивных, окрашенных в пятнистый цвет штурмовиков «Хеншель-129» метров с восьмисот сбросили несколько тяжелых «стокилограммовок» и десятка два «полусоток».

Попасть в узкую ленту моста непросто, поэтому штурмовики были загружены под завязку. Вода вскипела от множества взрывов. Взлетали мутные фонтаны воды, земли, ила. Прямое попадание разнесло, вскрыло несколько понтонов подряд, разорвав мост. В воду ухнула «тридцатьчетверка». Другая медленно оседала вместе с продырявленным понтоном. По крайней мере, из нее успел выскочить экипаж.

На берегу горел грузовик и легкий танк Т-70. Причал также искорежило, и саперы торопились не дать мосту рассыпаться. Лихорадочно заводили тросы, забивали дополнительные сваи. Штурмовики пошли на второй заход, открыв огонь из 20-миллиметровок и пулеметов. Скорость их была невысока, сами они казались неуклюжими, увалистыми.