Николай Куликов - Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

Но события могли развернуться отнюдь не по сценарию Дубовцева — на сей счет у меня имелись свои соображения…

— Вы остаетесь! — приказал Иван водителю, который открыл капот и что-то проверял в двигателе.

— Но, господин унтер-офицер!.. — растерянно возразил пожилой матрос. — Мне приказано поступить в ваше распоряжение и доставить…

— Отставить разговоры! — перебил его Дубовцев. — Вам приказано поступить в наше распоряжение, а следовательно, — исполнять все команды! Как мои, так и, разумеется, господина лейтенанта.

При этом «напарник» выразительно на меня посмотрел. Я понял: как старшему по званию мне необходимо сказать свое «веское» слово.

— Да, рядовой, вы можете быть свободны, — подтвердил я. — Начальнику гаража передайте, что мы управимся сами: до маяка меньше часа езды по прекрасной дороге.

Водитель пожал плечами, но спорить с офицером не стал.

— Подождите! — окликнул его Дубовцев. — Принесите из гаража кусок брезента.

Через минуту, когда брезент был уложен в багажник, мы тронулись. За рулем Иван, я рядом — как и положено офицеру. Те двадцать минут, что добирались до места, я сидел с закрытыми глазами — делал вид, что задремал. На самом деле мучительно размышлял: «Итак, я помогаю Дубовцеву вывезти за пределы города его связного. Тут им без меня не обойтись: все спецпропуска и проездные документы выписаны на имя лейтенанта Хольта, то есть на «мое»… Идем дальше. Ясно, что только ради этой поездки Иван и раскрылся передо мной — иначе того, второго, ему не спасти. При этом «коммуняка» глубоко убежден, что схватил меня за горло мертвой хваткой!.. Так-то оно так… Да не совсем! Кое-какой выбор у меня все же есть… Допустим, я благополучно вывез обоих из Лиепаи (что вполне осуществимо) — а потом-то что?! Возможно, у советской разведки есть на меня в дальнейшем какие-то виды, и я им еще пригожусь… А если нет? Если за городом меня попросту ликвидируют?! Ведь я теперь опасный свидетель. Устроят автомобильную катастрофу. Иван вернется в Лиепаю на попутке, его связник исчезнет, а меня найдут в разбитом «Опеле» со свернутой шеей. И все довольны! (Кроме меня, разумеется.) Разведка вещь жестокая, и вариант с моей гибелью в автокатастрофе вполне реален. А что, если повернуть ситуацию с точностью до наоборот? Не они меня, а я их ликвидирую? И уже не меня, а Ивана найдут в перевернутом автомобиле; второго я попросту оттащу в сторону и закопаю в лесном сугробе. Для достоверности картины нанесу себе незначительные увечья: вот, господа-товарищи, к чему приводит превышение скорости в условиях плохой видимости и скользкой дороги!

При таком раскладе я убью сразу двух зайцев: те же «красные» вряд ли повесят на меня смерть своих людей, зато немцы пока ничего не узнают про убийство Круминьша. Конечно, потом могут появиться другие «Дубовцевы» — но это потом. А пока я выиграю время и, возможно, сумею спрятать и вывести из-под удара хотя бы сына. Как? Еще не знаю. Но что-нибудь обязательно придумаю… С мамой все сложнее — ее мне пока не «достать». Но и хуже ей не будет, случись та авария: я-то не отказывал в помощи советской разведке, даже наоборот! Несчастный случай помешал…»

Размышляя подобным образом, я почему-то никак не мог прийти к какому-то одному, вполне определенному решению. Злости не хватало, вернее — ненависти! Не было у меня ненависти к сидящему рядом со мной человеку, пусть трижды советскому и четырежды партийному, но тем не менее тоже русскому, бесстрашно сражающемуся за Россию. Вся беда была в том, что мы с ним по-разному понимали интересы и будущее нашей Родины. Я-то и сейчас был глубоко убежден: коммунизм погубит Россию, а Сталин выкопает ей могилу руками таких вот рядовых «солдат партии», как сидящий рядом Дубовцев, — пусть даже они вполне искренне верят в «светлое будущее всего человечества»…

— Через несколько минут будем на месте, — повернулся ко мне Иван.

— Послушай, Дубовцев, — спросил я его задумчиво. — У тебя мама есть?

— А как же! — не удивился он, казалось бы, неуместному вопросу. — Один я у нее. Мне обязательно вернуться надо — последний я остался в нашем роду…

Тут он вдруг осекся и замолчал — возможно, решил, что не стоит чересчур откровенничать с таким человеком, как я. Мне же вдруг пришла в голову достаточно горькая мысль: «Вот я, русский человек Яковлев, убью русского Дубовцева. И станет в России одним родом меньше. Целым родом, которому, может быть, уже тысяча лет! Тогда спрашивается: ради чего я начал свою борьбу, ради какой России?! Кто в ней останется?»

Моя мятущаяся душа никак не могла найти выход из того тупика, куда я сам себя загнал. Или меня загнали…

— Приехали! — прервал мои «философские» размышления Дубовцев.

Наш «Опель» остановился на углу сельского вида улочки, застроенной одноэтажными частными домиками. Правда, дома были каменными — все-таки мы были в Прибалтике, а это «почти Европа».

— Идти с тобой или подождать в машине? — спросил я.

— Лучше со мной, — быстро отреагировал Дубовцев.

Я понял, что он не хочет оставлять меня в автомобиле. Боится, что уеду без них? Пожав плечами, я вышел следом. Мы направились вдоль темной безлюдной улицы и вскоре остановились перед открытой калиткой.

— Здесь? — спросил я тихо.

— Пятый дом от угла… — несколько растерянно произнес Иван. — Да, здесь. Но почему открыта калитка?

Калитка действительно выглядела подозрительно… Я внимательно осмотрелся: в глубине двора, за сараем, как будто мелькнула неясная тень. А может, показалось?.. Три года в разведке выработали звериное чутье на опасность и обостренную интуицию. Я нутром ощутил какую-то неясную угрозу, исходящую от этого невзрачного домика с деревянной пристройкой-верандой и темными окнами. Напарник Дубовцева, с его слов, должен был ожидать нас внутри…

— Надо идти в дом, — полушепотом сказал Иван. — Я иду первым, ты чуть позади.

Его командирский тон, да и вся ситуация мне все больше не нравились, что я и высказал в резких выражениях:

— Мы как договаривались?! Вывезу твоего дружка — и вы от меня отцепитесь! Остальные проблемы решай сам и в свои игры меня не втягивай! Тоже мне, командир выискался!..

С этими словами я направился было назад, к автомобилю. Но Дубовцев вдруг выхватил из кобуры пистолет и злобно зашипел:

— Стой, мать твою! Пойдешь со мной, или пристрелю.

По его решительному виду я понял, что он не шутит. «Ладно, черт с тобой! — подумал я, подавив вспышку гнева, и направился от калитки к дому. — Выберемся за город, устрою тебе «образцово-показательную» автокатастрофу! Сам напрашиваешься!.. Впрочем, посмотрим по ситуации. Если «коммуняка» и дальше будет размахивать пистолетом, могу отправить обоих к праотцам прямо здесь!..» Уже у самых дверей пристройки я незаметно нажал на застежку чуть выше запястья — теперь мой «зауэр» держался на одной лишь тонкой и упругой резинке.