Николай Куликов - Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

Дорожка от калитки к дому еще с вечера была тщательно очищена от снега, подметена и густо посыпана золой. Таким же образом была прибрана и часть улицы перед калиткой — латыши народ аккуратный. Поскольку снег ночью не шел, то никаких следов на земле после такой уборки не просматривалось. Тем более луну закрыли густые облака, и стало совсем темно. В общем, ничего подозрительного я пока не заметил (кроме разве что открытой калитки), но что-то мне определенно не нравилось…

Дубовцев постучал, и через некоторое время за дверью послышались шаркающие шаги. Затем старческий голос что-то спросил на непонятном нам латышском.

— Морская контрразведка! — громко объявил Дубовцев по-немецки. — Немедленно откройте!

Послышался звук отодвигаемого засова, и дверь открылась. На пороге со свечой в руках стоял невзрачный седой старикашка с испуганным лицом, на нем было старое пальто, наброшенное поверх нижнего белья. Увидев немецких офицеров, он попятился назад, услужливо кланяясь; при этом его рука со свечкой заметно дрожала, а физиономия приняла еще более испуганное выражение. Мы с Иваном миновали холодную прихожую и вслед за хозяином уверенно вошли в комнату.

Здесь нашему взору открылась весьма живописная — я бы сказал, впечатляющая — картина. При свете керосиновой лампы, стоящей на столе посередине довольно просторной комнаты, я насчитал шесть вооруженных автоматами и винтовками местных латвийских полицейских (это было видно по нашивкам на рукавах их серо-зеленых немецких шинелей). Среди них я увидел того самого смершевца — своего «старого знакомого» еще по соколовскому аэродрому! Он меня, конечно, тоже сразу узнал — не мог не узнать! Но вида не подал: ни один мускул не дрогнул на его лице…

— Какого дьявола здесь нужно латышской полиции?! — надменно заявил по-немецки Дубовцев, едва мы осмотрелись. — Кто приказал?! Кто старший?

— Капрал Томашаускас! — вышел вперед невысокий полицай лет двадцати пяти. — Полицейский участок Портового района! — отрапортовал он на вполне приличном немецком.

Лицо его было чересчур красным, а маленькие бегающие глазки подозрительно блестели. В комнате явственно ощущался запах дешевой свекольной самогонки: было видно, что находящиеся здесь «стражи порядка», мягко говоря, не совсем трезвы. Впрочем, это не делало их менее опасными — скорее наоборот.

— Мы из военно-морской контрразведки! — повысил голос Дубовцев. — Вы срываете нам важную секретную операцию! Попрошу предъявить документы, капрал!

«Держит себя грамотно, не растерялся, — одобрил я поведение Ивана. — Но ситуация более чем опасная и непредсказуемая. Эти бравые ребята явно нас опередили — пришли-то они наверняка за напарником Дубовцева! Вон как его с боков обступили, и автоматы под ребра уперли!..»

Томашаускас протянул Дубовцеву свое удостоверение, при этом недовольно заметил:

— У нас тоже важная операция, господин офицер! Задержан особо опасный преступник, за которого обещано крупное вознаграждение!

— Отставить, капрал! Этот человек останется с нами! — осадил полицейского Иван. — Забирайте своих подчиненных, и чтоб духу вашего здесь не было!

Среди полицаев пронесся ропот недовольства. «Похоже, добром нам не разойтись, — кольнуло неприятное предчувствие. — Втравил меня «коммуняка» в историю…» Я вдруг отчетливо понял, что оказался в очень непростой ситуации. С одной стороны — Дубовцев и его напарник-связной; с другой — шестеро полицаев. А мне-то как быть?!.. Воспользоваться ситуацией и принять сторону полицейских? Или же поддержать этих двоих?..

В этот момент хлопнула наружная дверь, и в прихожей раздались чьи-то торопливые шаги, потом открылась дверь в комнату, и на пороге появился невзрачный парень в коротком черном пальтишке и без шапки. В правой руке он держал внушительных размеров зеленоватого цвета вещмешок.

Увидев немецких офицеров, он растерянно остановился, потом повернулся к капралу и, заметно заикаясь, начал что-то говорить по-латышски.

— В чем дело? — вмешался я (не мог же я все время молча наблюдать за происходящим — это было бы противоестественно). — Пусть говорит по-немецки!

— Я лучше переведу, господин лейтенант, — повернулся ко мне капрал. — Мой брат говорит, что нашел это на участке Берзиньша — в старой баньке за огородом.

Он взял из рук парня мешок, поставил на пол и, ослабив тесьму, заглянул внутрь.

— Рация! — воскликнул возбужденно. — Мы поймали русского шпиона!

Капрал сказал это по-немецки, но его сослуживцы все прекрасно поняли и громко загалдели. Один из полицаев с силой ткнул задержанного дулом автомата в бок, и тот болезненно сморщился.

— Мы сами разберемся, капрал, и с рацией, и с задержанным! — еще пытался спасти положение Дубовцев. — Вы слышали приказ?! Все свободны!

«Нет, — соображал я лихорадочно, — никуда они не уйдут. Добром уже не разойтись! Но мне-то как быть? Помочь полицаям?.. Для них я немецкий офицер, мои команды выполнят. Вот прикажу захватить Дубовцева и вместе с «дружком» отвести в гестапо! Как такой вариантик, товарищи коммунисты?! Глядишь, мне за вас и Круминьша спишут — в конце концов, скажу, что подрался с ним из-за бабы!..»

Между тем ситуация явно накалялась. Полупьяные полицаи бросали в нашу сторону недобрые взгляды, и один из них — тот, что повыше и поздоровее других, — что-то быстро заговорил, обращаясь к своему старшему.

— Чем они недовольны, капрал? — спросил я.

— Сомневаются, — ответил он с кривой ухмылкой. — А может, вы никакие не немецкие офицеры, а сообщники этого шпиона?

Ситуация явно выходила из-под контроля, и я должен был срочно принять какое-то решение, но почему-то продолжал колебаться. В такой обстановке это самое страшное: или туда, или сюда — иначе все, верная гибель! На войне не выжить между двух огней — или туда, или сюда!..

— Вы с ума сошли, капрал! — закричал Дубовцев. — Смотрите, вот мое удостоверение!

— В таком разе все вместе в гестапо и пойдем! Мы не согласны терять свое законное вознаграждение, этот русский «наш» — мы…

Капрал еще что-то говорил, но я слушал его вполуха. «Или туда, или сюда… Туда-сюда… — метались в голове лихорадочные мысли. — Стоп! Я ведь уже принял решение — тогда, в сорок втором, — когда перешел к немцам! Откуда теперь эти постоянные сомнения, колебания, душевные метания?! Так и с ума недолго сойти!»

— Послушай, Томашаускас, — чуть покачнувшись, вышел из-за печки ближе к свету один из полицаев. — А давай этого русака шлепнем! Тогда и спорить будет не о чем!

Он сказал эту фразу с небольшим акцентом по-русски — наверняка, чтобы понял схваченный «шпион». Недобро усмехнувшись, с ненавистью добавил:

— Мало мы этих «иванов» целыми деревнями вместе с их бабами и ублюдками в расход пускали! Мало!.. Дали бы мне волю…