Максим Шахов - Японская пытка

Конвоир, сжимая в руках карабин, зорко следил за «бревнами», устроившимися на соломе. Николай сидел между американцем и японцем. Можно было перешептываться, конвоир этого не запрещал.

— Почему вы мне не отвечаете? — спросил японский летчик Ямадо. — Я же слышу, как вы перестукиваетесь, — кивнул он на Ричарда.

— Странно видеть здесь японца в потрепанной летной форме, — уклончиво ответил Галицкий. — Поневоле становишься подозрительным.

— Если бы меня подсадили в корпус «ро» как осведомителя, то придумали бы мне «легенду», не вызывающую подозрений, — парировал Ямадо.

— А может, твоя форма и есть такая «легенда»? Мол, такого не может быть.

— Думайте про меня что хотите, — прошептал Ямадо. — Я-то знаю, что неподставной. Я тоже мечтаю о побеге.

— Для начала расскажи, как ты сюда попал. Может, мы с американцем и поверим.

И Ямадо рассказал свою историю. В прошлом он был камикадзе. В свой последний полет отправился с горючим только в один конец, на самолете, который оставлял шасси на взлетной полосе при отрыве от земли. С семьей он распрощался. Ямадо предстояло с группой других камикадзе потопить американский крейсер. Он шел замыкающим. Ни один из самолетов цель не поразил, все были сбиты на подлете огнем зениток. Снаряд попал в двигатель самолета Ямадо. Тот чудом не взорвался, а рухнул на воду, проскакал по ней, как плоский камешек, и стал тонуть. Летчику удалось выбраться из кабины. Его и подобрали моряки того самого крейсера. Так он очутился в американском плену, откуда сумел бежать и добрался до своих, готовый к новому смертельному полету. Как оказалось, самое страшное было не позади, а ждало его впереди. Кодекс чести камикадзе не позволял воину остаться живым, а уж тем более попадать в плен. Ямадо лишили воинского звания лейтенанта и отправили в корпус «ро» простым «бревном».

Рассказанное казалось почти невероятным, но все же возможным. Ричард с удивлением смотрел на живого камикадзе. Николая же поразило иное.

— У вас, как в Советском Союзе, там тоже попавших в плен считают врагами народа.

— Сами виноваты, — встрял, не поняв, американец. — Сталин не подписал конвенцию о военнопленных.

— Так я же не о том, как немцы с нашими пленными обходятся, а о том, как к ним относятся на Родине.

Грузовик ехал по степи за легковушкой Ихара. Дороги не было, чтобы не заблудиться на обратном пути, охранник, сидевший в кабине, время от времени выплескивал на выпавший с утра снег раствор марганцовки. По этим розовым пятнам предстояло ориентироваться при возвращении.

— Вот только неизвестно, придется ли нам эти пятна увидеть, — сказал Николай, когда Ричард понял, для чего дорогу помечают. — Может, мы — те же камикадзе с горючим в один конец и сброшенным шасси.

Американец, прищурившись, смотрел на конвоира, устроившегося у низкого заднего борта на откидном сиденье.

— Можно попробовать его выбросить на ходу, — предположил он, продолжая отрабатывать возможности побега.

— Далеко мы сели от него, пока переберемся через китайцев, он успеет нас пристрелить, — прикинул Галицкий. — Да и выбрасывать сразу нельзя. Надо ключи от наручников забрать. Как ты их потом снимешь?

— Тоже верно, — согласился Ричард. — На обратной дороге надо последними в машину подняться. Тогда мы рядом с ним окажемся. Ключ от наручников нам нужен. Карабин заберем — и машина наша.

— Вот только будет ли она — эта обратная дорога, — произнес Галицкий.

Ехали долго. В степи то и дело попадались солончаковые озера, густо поросшие тростником. Иногда вдалеке виднелись монгольские юрты. Наконец, как понял Николай, прибыли на полигон. Никаких ворот, ограждения тут не имелось. Лишь на подъезде виднелась табличка, прибитая к вкопанному в землю столбу, предупреждавшая, что проход запрещен. Через полкилометра виднелась еще одна такая же.

Машина остановилась, водитель заглушил двигатель. Конвоир спрыгнул на землю и приказал выгружаться. Со скованными руками сделать это было трудно. Двое китайцев даже сорвались, разбили лица в кровь. Пейзаж был жутковатый. Голая, засыпанная весенним снегом степь, посреди которой в отдалении стояла большая ржавая стальная клетка. Легковая машина стояла у высокого дощатого помоста с приставной металлической лестницей. На помосте имелся стол и скамейка. Ихара уже забрался наверх и устанавливал на треноге оптику — мощный артиллерийский перископ. Блокнот на столе шелестел страницами под ветром.

Странно выглядели столбы помоста, их было три. Где-то в метре от земли их опоясывали жестяные раструбы, обращенные широкой стороной вниз. Охранник — холуй Ихары, густо смазывал их густым рисовым клейстером, макая малярную кисточку в жестянку из-под тушенки.

— Чего он делает? — поинтересовался американец.

Николай и сам толком не знал. Затем ему вспомнилось устройство противокрысиного порога. Раструбы тоже походили на какое-то защитное устройство.

— Могу ошибаться, но, кажется, Ихара боится каких-то насекомых. Вот и мажут клеем, чтобы они не добрались до него, прилипли.

— Так можно же и просто столбы клейстером намазать, чтобы букашки не проползли, — прищурился Ричард и сразу стал смотреть под ноги, но никаких букашек на снегу не наблюдалось.

И тут Галицкого осенила догадка.

— Не все насекомые ползают или летают. Есть еще такие, которые прыгают.

— Блохи, что ли?

— Они самые.

— При чем здесь блохи? Откуда они здесь возьмутся?

— Блохи чуму переносят. Они их на крысах выращивают и заражают.

— Так, значит, нас решили заразить чумой? — не поверил Ричард. — Зачем?

— Эксперименты у них такие. То с крысами, то с блохами. Дай бог, чтобы я ошибался.

Еще один охранник, тяжело ступая по снегу, пошел с керамическим контейнером к столбу, вкопанному посреди степи. Сверху столба виднелось что-то вроде столика — прибитый к верхнему срезу деревянный щит. На него и был установлен контейнер.

Пленников погнали к металлической клетке. Охранник закрыл решетчатую дверь на замок и заспешил обратно к Ихара.

— Может, и не чумные блохи в этом контейнере? — метался в клетке, безуспешно дергал дверцу Ричард.

— У Ихара фантазия богатая, мог еще что-нибудь придумать.

Николай ощущал, как страх поднимается в душе. Контейнер поблескивал в лучах солнца. Японец в клетке принялся молиться. Китайцы держались за прутья и пытались рассмотреть, что творится на помосте.

Ихара положил на стол секундомер, остро отточил перочинным ножиком карандаш, навел в артиллерийском перископе на треноге резкость. Оптика была хорошей, он видел контейнер на столбе в мельчайших подробностях.

— Двадцать килограммов, — пробормотал он и обратился к солдату: — Начинайте.