Владимир Першанин - Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!»

– Оно нигде воевать не сладко.

Ближе к вершине собаки обнаружили схрон. Без овчарок прошли бы мимо и ничего не заметили. Но собака принялась облаивать неприметный бугорок. Его окружили, а один из оперативников нашарил деревянную крышку и с трудом поднял ее.

Из темного отверстия пахнуло сыростью и кислым духом прелой древесины. Николай спрыгнул вниз. Несомненно, здесь жили люди. Нары были покрыты кусками овчины, старыми польскими шинелями. На грубо сколоченном столе стоял закопченный чайник, оловянные кружки.

Под потолком висела керосиновая лампа, нашли также бидон с керосином, кое-какой инструмент, соль, муку и пшенку в рогожных кулях. Лейтенант из особого отдела посветил фонарем в угол. В раскрытом мешке лежали пустые консервные банки, обертки от еды. Лейтенант поднял замасленную тряпку, понюхал ее.

– Масло оружейное. Вот тебе и погребок. Судя по тому, как потолок закопчен, долго здесь жили. Может, зимовали.

– Тяжкая жизнь, – заметил Николай. – Ослепнешь как крот через неделю.

– Живут. Зато без собак черта с два найдешь, – продолжая копаться в мешке, отозвался лейтенант. – Обитатели совсем недавно нору покинули. Может, нас услыхали.

Схрон взорвали зарядом тола, предварительно вытащив керосин, хотя вряд ли в этом сыром месте мог случиться пожар. Еще одну нору обнаружили у подножия склона. Оттуда вылез мужчина лет тридцати в вязаной свитке и шинели. Под нарами обнаружили старую, хорошо смазанную винтовку и обоймы к ней.

Особисты коротко допросили мужчину. Тот тряс головой, то ли был контужен, то ли притворялся. Что-то быстро говорил по-украински, глотая слова. Лейтенант, не церемонясь, отвесил ему затрещину.

– Хватит театр устраивать. Где остальные?

– Ушли.

И снова забормотал бессвязное, хотя глаза косили на лейтенанта изучающе и настороженно. Особисты подозвали Андрея Щербакова.

– Знакомая физиономия? Его среди нападавших не было?

– Я толком лиц не разглядел. Близко боялись приближаться. А подранил одного крепко, следы крови нашли.

– Эй, самостийник, куда раненого спрятали?

– Не маю. Какой раненый?

Получил еще затрещину.

– В камере не так запоешь. Все вспомнишь, – пообещали ему.

В глазах задержанного плескались ненависть и страх. Несомненно, он боялся. Но еще больше опасался сказать лишнее. Свои не только его, но и родню не пощадят. Развесят, как елочные игрушки на любом дереве – противоборство идет жестокое. Женщины и братья как заложники ответят за предательство «борца за свободу».

Вышли к небольшому хутору, где с такой же тщательностью проверили дома, подвалы, сараи. Жители, десятка два человек, на вопросы отвечали односложно, отмалчивались.

– Кто-нибудь знает этого человека? – спросил старший лейтенант из особого отдела.

– Не знаем, – покачали головой сразу несколько мужчин.

Женщины отмалчивались. Смотрели на советских бойцов и командиров настороженно, боялись, что заберут мужчин.

– Конечно, не знаете, – усмехнулся старший лейтенант. – Схрон в километре от хутора вырыт, а еду им с неба сбрасывали.

– Может, пан капитан, ваши солдаты проголодались или пить хотят?

Молодая женщина смотрела на старшего лейтенанта с такой же усмешкой. Была она красива, хорошо сложена и цену себе знала. Старший лейтенант резко ответил:

– Есть мы ничего не будем. А то поднимете шум до небес – грабят вас тут.

– Пан офицер неправ.

– Ладно, помолчи. Не тронем мы никого. А воды холодной принесите, день жаркий.

Спустя несколько дней начальник заставы поехал по делам в стрелковый батальон, который в случае чрезвычайной ситуации обеспечивал оборону на его участке. Увиденное подействовало на Журавлева удручающе.

В отличие от хорошо подготовленных, строго соблюдавших дисциплину пограничников, бойцы выглядели расхлябанно: мятая форма, кое-как закрученные обмотки, грязные ботинки.

Сержант, начальник поста, который пропускал повозку, вяло козырнул, а на вопрос, где находится командир батальона, пожал плечами.

– Товарищ комбат передо мной не отчитывается. Спросите у дежурного.

Где находится дежурный, Журавлев спрашивать не стал, а с минуту внимательно смотрел на сержанта. Тот поежился, встал ровнее и застегнул верхнюю пуговицу на воротнике. Толкнул помощника, щуплого, мелкого ростом красноармейца в гимнастерке до колен.

– Трогай, – скомандовал Журавлев ездовому.

Бойцы ковырялись в земле, рыли окопы, оборудовали землянки. Заспанный комбат Зимин вылез из блиндажа, поздоровался с начальником заставы за руку. Они были немного знакомы, встречались на совещаниях в отряде.

– Вчера в полку допоздна задержался, – объяснил капитан Зимин. – Вот и проспал маненько.

Комбат был мужик простой. С ним можно обсуждать вопросы взаимодействия, не кивая на высокое начальство. Но эта простота Журавлева сейчас раздражала. Батальон выдвинут к границе, считай на передовую линию, а выглядит, как цыганский табор.

– Чайку попьешь? – спросил комбат.

– Спасибо. Если попозже. Укрепления у тебя слабоватые.

– Сильные на старой границе остались. Там и доты имелись и блиндажи, а здесь все своими руками делаем. Спасибо Кондратьеву, специалистов иногда присылает.

Журавлев и его застава, хоть и принадлежали к другому ведомству, но знали, что по приказу наркома обороны еще с мая началось сосредоточение частей Красной Армии ближе к западной границе, как противовес скоплению немецких войск. По этому поводу начальник отряда Платонов в узком кругу язвительно заметил, что идет это сосредоточение ни шатко ни валко и, дай бог, если к осени завершится.

– Никто не спешит. Покой, тишина, с Германией пакт о ненападении. Чего беспокоиться?

Молодой энергичный начальник пограничного отряда, не терпевший медлительности, был прав. Из стрелковой дивизии, которая передислоцировалась в зону ответственности отряда, выдвинулись к границе лишь один полк и часть артиллерии. Штаб застрял в отдалении, непонятно где.

Теперь Журавлев увидел, как разворачивается батальон, и не удержался от вопроса комбату:

– Слушай, тебе артиллерия хоть придана?

– Обещают. Батарею полковых трехдюймовок. Мне и минометы положены, да и звание очередное полгода идет – не дойдет. Все в капитанах хожу.

– Получишь ты майора, – обнадежил его Журавлев. – Но мне интереснее, если бы ты артиллерию хоть какую-нибудь получил.

– Я тоже не против. Не дают пока.

– Так что у тебя имеется?

Григорий Пантелеевич Зимин, воевавший в Финляндии, перечислял, загибая отмороженные под городом Сортавала пальцы. На шее виднелся лиловый бугорчатый шрам от минометного осколка.

– Три стрелковые роты, саперный взвод, пулеметный взвод. Артиллерию обещают.