Михаил Скрынников - ВДВ. С неба — в бой

Дома жена сообщила приятную новость — сын получил лейтенантские погоны. Завтра на праздник к сыну обязательно едем в институт. Велика была гордость за сына, который стал офицером. Жена, как и любая мать, желала видеть сына в войсках не далее Кольцевой дороги и давно прожужжала мне все уши, пришлось уступить ее требованию. Сын остался служить переводчиком в разведцентре ГРУ «Загорянка» благодаря моей дружбе с Субботиным, который к тому моменту возглавлял кадровую службу этого ведомства.

Утром мы снова на знакомом строевом плацу военного института. Народа уже было много. Звуки военного оркестра заставили нас сосредоточиться. Институт в полном составе на плацу. На правом фланге стоят выпускники, молодые симпатичные лейтенанты, которые немножко смущаются под пытливыми взглядами родителей и знакомых девушек. Высмотрели и мы своего дорогого лейтенантика и помахали ему рукой. Под оркестр они промаршировали перед строем курсантов и огромной толпой народа. Проходя около трибуны, выпускники, как у них было принято, по команде подбросили вверх мелочь, которая со звоном ударилась о землю и брызгами разлетелась в разные стороны. Дома был настоящий праздник. Я сделал подарок сыну. Достал ему путевку на август в военный санаторий «Крым».

По возвращении из санатория он стал рассказывать, что отдыхающие вместе с ним в комнате все расспрашивали, как ему, зеленому лейтенанту, удалось урвать путевку в такой санаторий, да еще в августе. «Кто у тебя отец?» — «Полковник». Теперь ясно. Санаторий «Крым» был один из лучших на побережье Черного моря, он в свое время строился для отдыха офицеров и их семей армий стран Варшавского договора. Однако по каким-то сервисным параметрам санаторий офицеров братских стран не устроил, и они облюбовали побережье Болгарии.

Однажды в выходной день, которые нам нечасто выпадали, почему-то вспомнился Афганистан. Более двух лет службы прошли вместе с запахом пороха, пыли и гари. После Афгана я часто сам себе задавал вопрос: а как там служилось? И сам себе отвечал: «Нелегко». На войне как на войне. Фронтовой романтики хлебнул выше крыши. Было тяжело не только психологически, но и физически. Жили, прямо скажу, в неважных условиях. Ночью сны были тревожными, часто просыпаясь, ловил себя на мысли, что боевые операции, смерть солдат, офицеров, подчиненных и друзей становятся привычным делом. Долгое время от этих навязчивых мыслей отойти не мог. Неужели в боевой обстановке так и должно быть? Неужели человек в такой ситуации черствеет? Позже дошло: нет, человек остается человеком со своими переживаниями и горем, а это всего лишь длительный период, который надо пережить, перестрадать. Хотел еще себя подловить на одной нехорошей мысли. А смог бы я уклониться от выполнения интернационального долга? Теоретически да, а реально нет. Я просто неправильно был бы понят своими товарищами, да и не только ими, а своим отцом, фронтовиком, инвалидом. Больше всех, конечно, переживала мама, она каждую ночь тихонько, чтобы не слышал отец, плакалась в подушку. Да я и сам по складу своего характера не смог бы увильнуть от боевых действий. Так и тянул лямку той ненужной для нашего народа войны более двух лет. Всегда был рядом со своими разведчиками, в горах и пустыне. Это они делили со мной последний глоток воды и, кусок хлеба.

Прошло более двух десятилетий, но всегда с большим уважением вспоминаю тех парней, которые были рядом со мной в боевой обстановке. Наша жизнь проходила в вертолетах, боевых машинах, районах организации засад и налетах на душманов. Мы намотали по Афганистану не одну тысячу километров, нам в пути приходилось менять решение, бывало, работали круглосуточно, и далеко не безуспешно. Уже когда я был в управлении боевой подготовки в Матросской Тишине, по ночам еще долго преследовали сны боевых действий и почему-то они всегда превращались в кошмары. Операция в самом разгаре, до душманов еще далеко, потом все ближе и ближе. В подобных снах остаешься с ними один на один, а товарищей вокруг нет. Вот они уже совсем рядом, автомат не стреляет, хотя и нажимаешь на спусковой крючок. Вот их бородатые, грязные рожи со звериным оскалом ухмыляются тебе в лицо. Просыпаешься в поту и до утра уже не уснуть. Встаешь весь разбитый. Это называется психологическая усталость, которая не покидает весь день. И такое продолжалось несколько лет подряд. Думается, это происходило и с другими. О реабилитационных центрах мы и понятия не имели. Вот так и служили Родине, сами восстанавливали свою психологическую неустроенность. У одних она проходила, у других оставалась.

Однако думай не думай, а пока здоров, надо в очередную командировку собираться. На этот раз вылетаем в Фергану. Отработали практически все вопросы и уже стали собираться домой. Командир полка, Герой Советского Союза полковник Силуянов, предложил сходить в кино. В кинотеатре «Новая эра» шел какой-то интересный фильм. Купили билеты, до сеанса еще много времени. В это же время к кинотеатру подошла рота курсантов, чтобы их не смущать, решили зайти в магазин «Центральный», который был рядышком за углом. Прошлись по этажам, купили какие-то восточные безделушки и, не торопясь, направились в сторону кинотеатра. На улице темно, освещение слабое, но народу много. Вдруг на приличной скорости, разгоняя народ, мчится мотоциклист с включенной фарой. Не доезжая до нас метров десять, мотоцикл, взвизгнув тормозами, остановился, из-под шлема раздался глухой голос: «Ну что, полковники, не испугались», — затем, резко набрав скорость, мотоциклист уехал. Мы на этом не заострили внимание, продолжаем путь. Однако мотоциклист на этом не успокоился и решил с нами и пешеходами продолжить опасную игру. Разогнал мотоцикл, затем выключил двигатель и накатом продолжал петлять по тротуару между людьми. Бесшумно подъехал к нам (я шел крайним), аккуратно сзади рукой поддел мою фуражку, она, естественно, упала. Впереди нас шел еще военный, он с него фуражку сбивает. Одним словом, парень развеселился, и его это занятие стало затягивать. Это видели наши сержанты, которые привели курсантов в кино. Они попытались его задержать, но он увеличил скорость и уехал за перекресток, остановился около аптеки, наверное, вместе с пассажиром они ликовали. Мы остановились за книжным киоском и стали за ним наблюдать. Мотоцикл развернулся и снова едет в нашу сторону. У сержантов-десантников созрел план. Как только мотоцикл поравнялся с кинотеатром, он тут же был сержантами схвачен. Задержание проходило жестко, но больше он пострадал от нас. Только было хотел нанести удар в стекло шлема пассажиру, как услышал девичий визг, но оплеуху по шлему в назидание на будущее все же врезал. Кавалеру Зуев нанес в забрало мощнейший удар, после которого тот минут пять плохо соображал, что творится вокруг. Через дорогу было отделение милиции, один из милиционеров наблюдал, как выписывал кренделя на тротуаре этот байкер. Два мента подошли к нашей группе разбора, один из них Рустам, с которым мы были знакомы с тех пор, когда он был сержантом милиции. Агузаров ему составил протекцию, и вскоре Рустаму присвоили младшего лейтенанта. Поздоровались мы с ним как старые знакомые. Дали звонок, приглашая зрителей в зал. «Рустам, займись своим делом, зайдем к тебе после фильма». Как и обещали, зашли в отделение милиции. Рустам стал рассказывать, что приходил отец задержанного и здорово же сыну от отца досталось: «Мы тебя с матерью из армии ждали, тебе в подарок мотоцикл купили, а ты на нем что творишь, а тюрьму хочешь?» «Михаил Федорович, заявление писать будете?» — «Да ты что, Рустам, нет, ему от нас и так досталось». — «А зря, я бы над крымским татарином поизгалялся». Не любили узбеки крымских татар.