Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

– Ясно, товарищ капитан, – вздохнул Коренич. – Вы просто здорово нам помогли. Помощь требуется?

– Издеваешься? – усмехнулся Червонный. – Да у меня тут людей как грязи. Ты еще со своими отбывающими наказание. Только не хочется людей зазря класть, Коренич, понимаешь? Даже твоих не хочется. Война ведь кончилась – ну, не поймут меня их родные, когда похоронки получат.

– Согласен, товарищ капитан. Обидно умирать в такое время. А вы их из пушки достаньте – вон, артиллерия уже готова, машут вам…

– А я что делаю? – усмехнулся Червонный.

После краткого затишья обложенное здание вновь полыхнуло огнем. Немцы не жалели боеприпасов. Гавкнула пушка. Советские артиллеристы уже наловчились стрелять прямой наводкой в берлинской мясорубке: единственное крыльцо дома разворотило в щепки, в центральной части здания прогремел взрыв. Посыпались стекла из окон, вывалились несколько рам. Второй снаряд отправился вдогонку за первым, и разрушения стали катастрофическими. В здании занимался пожар, было слышно, как рушатся внутренние стены, отрываются распорки, удерживающие балки перекрытий. Но внешние стены пока держались. Под радостные вопли «болельщиков» артиллеристы перенесли огонь, и теперь во всем здании рвались снаряды, вырывались клубы дыма и пламени, частично обрушилась крыша.

– Молодцы, артиллерия! – задорно кричали бойцы.

– Всегда ваши! – хохотал рябоватый заряжающий. – Обращайтесь, если что!

– Русские, не стреляйте, мы сдаваться! – в паузе между пушечными выстрелами донеслось из дома, и из разрушенного проема высунулась рука с белой простыней. – Просим не стрелять, мы сдаваться!

– Капитулирен, проще говоря, – усмехнулся Червонный. – А куда бы вы делись, голуби подрезанные. Не вы первые, не вы последние… Прекратить огонь, никому не подниматься! – проорал он громовым голосом, и в окрестностях горящего здания воцарилась тишина; слышно было лишь, как осыпается в здании кладка, падают на чердак элементы кровли. – Эй, немчура, просим на выход, заждались уже! Обещаем не стрелять!

Солдаты выбирались из укрытий, посмеиваясь, держа автоматы наперевес. Не впервые сталкивались с подобной ситуацией – немцы тоже люди, может, и верят в загробную жизнь, но ценят тутошнюю, да и кто их там пустит в рай?..

И внезапно из охваченного пламенем здания ударил пулемет. Два бойца упали, третий схватился за грудь, недоуменно уставился в небо, выронил автомат и очень неохотно, цепляясь за воздух скрюченными пальцами, осел на землю.

– Идиоты! – схватился за голову Червонный. – Я же сказал, никому не высовываться… Красноармейцы, огонь!

Стреляли дружно, свирепо, с сатанинской мстительностью опустошая магазин за магазином. Вновь заговорила полевая пушка. Снаряды пробивали кладку, рвали в клочья оконные переплеты. Закачалась, теряя опору, часть внешней стены, стала осыпаться, проседать…

– Русские, просим не стрелять, мы сдаваться!!! – орал, срывая голос, немец. – Мы, правда, сдаваться!!!

– Хрен уж вам, вышли из доверия, вторая попытка не засчитывается, – бормотал капитан Червонный, сжимая кулаки, и злорадно урчал после каждого попадания снаряда.

Всё меньше оставалось преданных делу рейха. В районах, отдаленных от гремящего центра, устанавливалось шаткое затишье. Пожилые женщины подметали тротуары у своих домов, не смотрели на солдат, прятали глаза. Мужчин не было видно. Уже практически стемнело. С захваченных зенитных башен – Зообункера, Гумбольдтхайна и Фридрихсхайна, бывших неприступных крепостей, – советские солдаты запускали мощные осветительные ракеты. Но большая часть Берлина погружалась в пугающую темноту, опасную для всех – и русских, и немцев…

Передвигаться в этом мраке было рискованно. Штрафников остановили на блокпосте на стыке районов Бритц и Мариендорф. Начальник смены от души порадовался за штрафников – его подчиненные не успели открыть по ним огонь. Он понятия не имел, где находится 27-я дивизия, его бойцы следили лишь за двумя короткими отрезками улицы, а что было за ними – он не знал. Попенял Кореничу, что тут ходить опасно, тем более такой небольшой компанией. Недобитые немцы все еще постреливают, прячась в темных углах. Временами целые группы прорываются на запад – в оккупационную зону союзников. Эдак недолго и нарваться – не на чужих, так на своих…

Нарвались минут через пять. Несколько человек, а с ними две женщины, закутанные в платки, были захвачены врасплох посреди улицы. Попятились. Коренич прокричал на немецком – мол, всем не двигаться, будем разбираться. Хрупкую тишину порвали выстрелы, люди бросились наутек. Потерь у штрафников не было – спасла темнота и быстрая реакция.

Шквал огня ударил в спины убегающим. Когда штрафники подошли, подсвечивая себе фонарями, на мостовой в живописных позах валялось пять тел. Две женщины – молодые привлекательные блондинки – и трое взрослых мужчин в штатском. Один был пожилым, двое – явно офицерами, избавившиеся от компрометирующих мундиров с молниями в петлицах (подобную публику Максим научился опознавать и без формы).

Везение не могло продолжаться вечно, и Коренич принял решение разместить людей в надежном месте и переждать до утра.

– Неужели мы ляжем и уснем? – молитвенно вопрошали солдаты – все уже забыли, что такое сон.

Безымянная и неосвещенная площадь лежала в руинах. Здесь недавно шел бой – вокруг валялось множество битой техники. Вход на станцию метро – здесь еще сохранилась табличка «Friedenaw» – был завален мешками с песком и попахивающими трупами вояк из фольксштурма (тела красноармейцев уже увезли).

Станция метро показалась Максиму неплохим убежищем. Зажимая носы, бойцы перебрались через битое железо, мешки с песком, разлагающиеся тела, настороженно спустились в облицованное кафелем нутро.

Они перебегали от стены к стене, прикрывая друг друга. В длинном переходе включили фонарики, двинулись дальше, стараясь держаться порознь. Здесь недавно тоже бились. Выщербленные стены, гранитный пол с выбоинами от гранатных осколков и разрывов фаустпатронов. Разоренный вестибюль, поваленные турникеты. На этой станции, похоже, пересекались две ветки – местная линия и кольцевая вокруг центра, – во всяком случае, указатели сообщали о чем-то подобном. На платформе верхней станции не было живого места, гуляли сквозняки, платформы были разрушены до основания – такое ощущение, что здесь вели дуэль на пушках. Пронзительный трупный запах закладывал ноздри.

– Не уснем, – высказал общее мнение Соломатин и брезгливо поморщил носом. – Давайте ниже, мужики.