Руслан Сахарчук - Месть смертника. Штрафбат

Ясно было одно: если высота не будет взята сейчас, она не будет взята вовсе. Зам командира тоже это понимал.

– Адын раз живем! – сказал Гвишиани и повел штрафников на штурм высоты.

Совместная атака уголовного штрафбата и людей Титова превратилась в кавардак. В непрекращающуюся кровавую сумятицу, где целые взводы гибли напрасно – от пуль собственных товарищей, принявших их за врагов, да от страшных осколочных гранат, случайно брошенных в гущу своих же солдат.

За это пехотные атаки называли мясорубкой. Белоконь впервые имел возможность убедиться на собственном опыте в справедливости этих слов. До этого дня он видел подобные наступления лишь издали и мельком – во время работы на гаубицу. И только в бинокль. Насмотревшись вблизи, он не то чтобы ужаснулся – привычное лунатическое состояние его по-прежнему не отпускало, – но стал удивляться каким-то несущественным глупостям. Например, тому, что артиллеристов почему-то считают тугими на ухо, а пехотинцев – нет. Между тем здесь было куда больше шансов оглохнуть.

Вместе с Гвишиани Белоконь вел людей через зону подорванного им дзота в третьей линии огневых. Потом его чем-то садануло в голову, он упал. Когда поднялся – полубезумный, с грохочущей болью в черепе, – уже потерял из виду и титовцев, и Гвишиани. Или сам потерялся, это уж как посмотреть.

Он долго полз вперед на руках. Останавливался. Стрелял в неизвестность. Полз. Закрывался от свинца телами мертвых и раненых, снова стрелял и полз. Какой-то залитый кровью и присыпанный землей солдат просил его добить. Наверное, Белоконь добил – он не помнил. Состояние было не тем, чтобы запоминать происходящее. Быть может, именно это называют опьянением боем. Дурная голова, трясущиеся от напряжения руки, струящийся пот по лицу, пятна перед глазами… Один раз его даже вырвало.

Резкая боль в предплечьях немного его отрезвила. Белоконь наткнулся на остатки колючей проволоки. Пришлось повернуться набок и выдирать ее из рукавов. Одновременно он огляделся – теперь уже почти осмысленным взглядом.

Белоконь обнаружил, что уже преодолел часть проволочного ограждения. Если торчащие тут и там закрученные обрывки колючки можно назвать ограждением. Вокруг были тела и части тел, дымились воронки. Здесь рвались мины, только мины. Пушки фашистов не стали бы класть снаряды вплотную к собственным позициям.

А позиции были прямо перед Белоконем – рукой подать. Внутри окопов стреляли и вопили по-немецки. Белоконь стал переворачивать мертвецов в поисках гранат – если уж на этой ниве ему повезло один раз, повезет и дважды. Не может быть, чтобы ни у кого не было…

На возню с покойниками он потратил добрых пять минут. За это время – огромный период в бою – вокруг ровным счетом ничего не изменилось. За брустверами продолжались шевеление и редкие выстрелы. Наконец Белоконь нашел то, что искал. Находка превзошла ожидания – то была не просто противопехотная граната, а целая связка из трех штук. «Русская тройка», как говорил Титов.

Он приподнялся и бросил гранаты в окоп перед собой. Закрывая голову руками, Белоконь успел подумать, что любая оплошность в обращении с осколочными – например, если он перебросит «тройку» через траншею и она рванет снаружи – гарантированно будет стоить ему жизни. Хорошо, что эта мысль не пришла раньше. Рука не дрогнула. Бросок получился на славу, под стать Смирнову.

После взрыва он слишком рано отнял руки от глаз и увидел, как над окопом веером разлетелись алые брызги и ошметки тел.

Невероятно, но при всем хаосе штрафникам удалось выбить немцев из укреплений. Высота 123,8 покорилась немалой кровью. Целиком картину произошедшего во время штурма Белоконь восстановил со слов командиров и тех немногих, кто уцелел.

После артподготовки уцелело три дзота. На них и напоролся первый приступ. Один из пулеметов удалось уничтожить взводу, который вел за собой Титов. Штрафники пошли на огневую в лоб в полный рост – в итоге амбразуру завалили телами и взорвали. Второй пулемет грохнул Белоконь.

Дорога вперед была открыта, когда над головами засветились красные огоньки сигнальных ракет. Весть об отступлении тут же облетела бойцов. Как Титов ни надрывался, но часть его роты стала отходить.

Тем временем уголовный штрафбат прочно залег перед пулеметами и, когда проблема дзотов была решена, уцелевшие зеки двинулась вперед. Их комбат был уже мертв. Под предводительством собственных авторитетов уголовники действовали не удивление слаженно. Они быстро достигли проволочных заграждений, в которых уже увяз взвод штрафной роты со всеми своими перчатками и ножницами. Фашисты беспрерывно садили по взводу из окопов, но титовцы упрямо расчищали путь от колючки.

Зеки расстреляли их в упор. После чего уголовный штрафбат пополз к немцам, размахивая заранее приготовленными белыми тряпками. Неизвестно, как их появление восприняли бы фрицы – наверное, без восторга, им было не до пленения смертников. Впрочем, до плена дело не дошло. Потому что участок земли перед фашистскими окопами был густо заминирован. По словам немногих уцелевших очевидцев, уголовный штрафбат разнесло в клочья в полном составе.

Дальнейшее было более-менее ясно. Титов смог организовать и повести на приступ оставшиеся на поле боя силы. Гвишиани перегруппировал отошедших бойцов и тоже повел их вперед. Возможно, кто-то из отступивших воспользовался жалким состоянием заградотряда и улизнул из этой бойни, но таких было немного.

Собранные Титовым и Гвишиани группы прошли по зачищенному уголовниками участку минного поля и ворвались в окопы. Ворвались не все – путь от мин был расчищен довольно условно. Когда первые штрафники уже дрались в немецких траншеях, кто-то из подходивших потревожил торчащие над землей усики прыгающей противопехотной мины. Та, как ей и положено, выстрелила вверх и разорвалась в метре над землей, жахнув во все стороны смертоносной шрапнелью…

Бой в окопах был горячим, но коротким. Собственно позиции немец сдал легко. Надо полагать, из-за того что мало кто из фрицев оказался готов ко встрече с врагами лицом к лицу. Белоконь добрался до позиций лишь к концу их зачистки. Гвишиани очень удивился его появлению: он своими глазами видел, как его, Белоконя, убило осколком в голову – он рухнул на землю и больше не двигался. Выяснилось, что осколок прошел по касательной, сняв небольшой участок волос с кожей. Этой раны Белоконь первое время не замечал, хотя она сильно кровоточила.

Штрафники с полным правом расположились на захваченной высоте. Вместе с командирами их теперь было тридцать. Подтянулись и силы заградотряда. Артобстрел уничтожил половину особистов – в живых их осталась всего сотня. Соотношение стало абсурдным: на каждых трех штрафников (если считать кадровых офицеров Титова и Гвишиани штрафниками) приходилось десять человек охранения.