Олег Блоцкий - Самострел

— Семен, ты?

— Я!

— Заводи!!!

— ???

— Заводи! На Теплый Стан рванем. Давай! Живет там одна безотказная — в любое время дня и ночи.

— Товарищ пра…

Бочков разжал пальцы и снизу-вверх двинул рукой. Клацнули зубы, голова солдата откинулась назад.

— Быстрее, — зверел прапорщик, — не то я…

Машина тронулась.

— Фары будешь включать, когда скажу. За водкой еще заедем, — словно в лихорадке, трясся Бочков и жадно тянул воду из фляги.

Глубокой ночью патрульный бэтээр снялся с поста и пошел к Теплому Стану. Опытный водитель фар не включал. С двух сторон наползали на дорогу квадраты глиняных дувалов. Кое-где лениво побрехивали бездомные собаки.

С гор, окружающих Кабул, трассеры вычерчивали разноцветные пунктиры. Стрельбы слышно не было. Казалось, что светлячки перелетают со склона на склон, останавливаясь на время, чтобы передохнуть.

Сигов сидел наверху и зябко поводил плечами. Холодало. Рядовой Рамишвили, который был рядом, участливо прошептал:

— Сейчас. Место тихое. Дукан далеко от домов.

Бронетранспортер свернул налево. Механик-водитель сбросил газ, и машина беззвучно покатилась по асфальту.

Бэтээр впритирку остановился возле длинного металлического контейнера. В таких по железным дорогам, в трюмах судов перевозят грузы. Смекалистые афганцы приспособили их под магазинчики.

Солдаты схватили плащ-палатку, мягко сползли на землю и завозились возле замка. Дверь приоткрылась.

Сигов сидел на холодной броне. Затылок сдавило. Курить хотелось до умопомрачения. Лейтенант, пересиливая себя, спрыгнул на землю и заглянул в контейнер. Вспыхивал тоненький вороватый лучик. Солдаты накидывались на пестрые целлофановые пакеты, которые стопками высились на стеллажах, и швыряли их на брезент.

— Скоро?

— Есть товар! Есть! — радостно ответил Рамишвили.

Сигов насторожился — где-то вдалеке зашумел мотор. Сердце начало цепляться за ребра. Лейтенант вскарабкался на бронетранспортер и сунул голову в люк.

— Бойко, послушай! Кажется, едет кто-то.

Солдат вынырнул из машины, наставил ухо.

— Точно. В нашу сторону.

Механик-водитель тонко и длинно свистнул.

Из контейнера выглянул Рамишвили.

— Шухер! Едет кто-то. Сматываемся! — выпалил Бойко, юркнул вниз и стал запускать двигатели.

Солдаты выскочили из дукана, выволокли тюк и начали втягивать его на машину.

Сигов сжимал и разжимал пальцы. Машина шла в их направлении.

— Сейчас налево, — приказал Бочков. — Фары вруби, дубина. Через пятьсот метров справа — дувал. Там Ахметка живет. Бухла у него — море!

Голубоватые конусы выжрали тьму перед машиной. В них — продолговатая темно-красная коробка контейнера, а рядом — бронетранспортер. Номер закрыт ящиками. Но рядышком — не спрятанная эмблемка, парашютик с самолетиками. Человек в бушлате напряженно смотрит в их сторону, козырьком держа ладонь над глазами.

— Десантура! — завизжал Бочков, схватил автомат, сбросил предохранитель и высунул ствол в окно. — Гони, Семен, гони! Обороты! Ща я этим козлам покажу, чтобы помнили долго, суки полосатые!

— Мимо пройдет, — донесся голос Бойко снизу. — Это наши, шурави. Шарятся по городу просто так. Нажрались и катаются. А может, за водкой к Ахметке едут. Только он ее здесь даже ночью продает.

У Сигова чуточку отлегло от сердца, но из кабины «КамАЗа» внезапно ударила по бронетранспортеру густая прицельная очередь.

Лейтенант упал на землю и застонал.

Машина промчалась рядом, растворяясь во тьме.

Солдаты подбежали к Сигову. Он молчал. Рамишвили с разгона упал возле него на колени. Фонарик выплюнул белое пятнышко света.

Лейтенант лежал на спине. Глаза недоуменно распахнуты. На левой стороне груди чернели и наливались округлые пятна. Пальцы сжаты в кулак. Правая нога подвернута.

Рамишвили медленно приподнялся.

— Биджебо! Чвени камандира моклес! — цепенея, проговорил он.

Первым опомнился Бойко.

— Плащ-палатку сюда и в госпиталь! Скажем, душары наш пост обстреляли, вот он и погиб!

Через несколько месяцев в батарею на имя командира пришло письмо.

Округлый, ровный детский почерк.

«Наш пионерский отряд… Сигов Николай Иванович… Борется за право… Гордимся выпускником школы… Воин-интернационалист… рассказать о последнем бое героя… Собираем деньги на памятник… шефство над родителями героя-офицера… Создаем музей… будем достойны имени…»

Горбунов, прочитав письмо, вызвал замполита.

— Слышь, — сказал капитан, морщась, — ответить надо. Только ты уж там подвиг хороший придумай, чтобы прямо на героя тянул. Выдумай что-нибудь или из книги какой-нибудь, что про войну, спиши.

А про себя комбат подумал: «Хороший был парень Колюха, да карта не так легла».

Капитан по-прежнему, когда не было боевых, играл в преферанс…

Обед закончился. Рота, распаренная в душной, как хорошая русская баня, столовой, потянулась к дверям. На входе солдат перехватил замполит роты — старший лейтенант Кодряков.

— Значит, так, бойцы, никуда не расползаться. Вымыть котелки, перекурить и в казарму. Сна не будет.

— А что будет? — сбились вокруг Кодрякова подчиненные.

Солдаты мечтали сейчас только об упругой холодной струе воды в умывальнике, а после — хоть недолгой тяжелой полудреме в густом тяжелом воздухе помещения, который даже вентиляторы были не в силах разогнать.

— Будем принимать социалистические обязательства.

— Ну-у-у, — дружно возмутилась рота, — нам по распорядку отдых положен.

Замполит ощерился. Края губ поползли вверх.

— Что по распорядку положено, на то кое-что наложено. Бланки только-только из Кабула привезли, а обязательства уже сегодня сдать надо. Так что, — Кодряков развел руками, — будем мазюкать. Думаете, мне заняться нечем? Да я лучше бы в модуле под кондером тащился, чем с вами, уродами, бумагу марал.

Сраженная наповал такой железной логикой рота стихла и уныло потянулась к умывальникам. В котелках лениво позвякивали алюминиевые ложки.

В казарме, в нешироком проходе между кроватями в два яруса, — табуреты рядами. На них, как воробьи на телеграфных проводах, — парни в выгоревшей и застиранной форме.

Замполит Кодряков положил на стол раскрытую общую тетрадь.

— Итак, социалистические обязательства. Бланки эти, — старший лейтенант покосился на стопку листов ярких, попугайских расцветок, — из Союза волокли. Все по счету. Предупреждаю, ни одного запоротого листа. Кто ошибется…

— …в наряд пойдет, — выкрикнул солдат с плутоватыми глазами.

Все засмеялись.

Наряды были в подразделении ежедневно. Вернувшись с войны, рота не вылезала из караулов и рабочих команд по столовой. Этим кого-либо испугать было сложно.