Год 1944-й. Зарницы победного салюта

— Возьмем его на мушку, — говорю экипажу.

Грянул выстрел, затем второй. Укрывшийся у домика танк окутался багровым пламенем.

Упорные схватки продолжались на правом фланге. Неистово строчили пулеметы, рвались мины, трещали автоматы. Большая группа гитлеровцев решила во что бы то ни стало пробиться через наши боевые порядки. Танкисты и пехотинцы преградили путь врагу. Храбро сражался танковый взвод лейтенанта М. А. Виноградова. Машина, на которой находился замполит Красов, все время двигалась впереди. Ему я сообщил по рации:

— Держись, Виктор! Не пропускать фашистов. Смерть им, окаянным!

Энергичный, подвижный Красов был преисполнен боевого азарта.

— Бейте по огневым точкам! — давал он целеуказания экипажу.

Ствол танковой пушки выплеснул несколько снарядов. В том месте, откуда стреляло орудие противника, поднялся густой султан пыли.

— По фашистам, осколочными! — требовал Красов, когда перед танками вновь выросла лавина вражеской пехоты.

Танки повели огонь с места и двинулись вперед. Красов вылез из машины и направился к пехотинцам.

— За мной, братва! Бей немчуру! — крикнул он, поднимая бойцов в атаку.

Стрелки и автоматчики дружно устремились вслед за танками. Виктор Красов все приговаривал:

— Добьем фрица в котле, а там и на Львов двинем!

Гитлеровцы десятками падали на землю, а уцелевшие в панике метались по сторонам. Дорога вперед на соединение со своими частями была им отрезана. А границы котла все сжимались. Выход оставался один: сдаваться в плен. Но фашистские офицеры гнали солдат на прорыв, на верную гибель — под огонь пушек и пулеметов.

Гляжу, десятка два солдат бегут в нашу сторону, размахивая белыми лоскутами.

— Не стреляйте, мы свои! — донеслись к нам фразы на украинском языке.

Адъютант вызвался подойти:

— С вашего разрешения проверю, что за «свои».

Оказалось, это группа солдат из дивизии СС «Галичина».

— Отвоевались? — спрашиваю с иронией.

— Додому хочемо…

— Домой? Пока — в штаб, — приказал я, — там разберутся.

В сопровождении конвоиров пленные поплелись в расположение штаба бригады.

Нашим танкам требовались боеприпасы. Из-за обстрела противника подвезти снаряды на обычных автомашинах не представлялось возможным.

Петр Савин на танке миновал опасную зону по полю и доставил снаряды, которые распределили по экипажам.

Снаряды есть — на душе веселей. Бой на участке Почапы, Хильчицы разгорелся с новой силой. На смену разбитым группам гитлеровцев подходили новые и еще с большей яростью бросались в атаки.

Более суток батальон во взаимодействии с пехотинцами и артиллеристами сдерживал на своем участке натиск противника. На второй день, — 22 июля, танкисты вышли к окраинам села Почапы. Гитлеровцы, собрав в кулак остатки разбитых частей, напирали здесь с особым ожесточением. Тридцатьчетверки сразу же пошли в контратаку. Натиск противника был сломлен. Но враг, собрав остатки артиллерии и минометов, повел интенсивный огонь. Под его прикрытием поднялась в атаку пехота.

Наши танкисты, открыв пальбу с места, тотчас же двинулись на врага. Пехотинцы наступали вслед за танками. Но вскоре тридцатьчетверки вырвались вперед, пехота приотстала. Капитан Красов, как бывало раньше, оставил танк и направился к солдатам.

— Ребята! Живей, вперед! — увлекал он за собой бойцов.

Все дружно подтянулись и с криком «ура» преследовали противника. В этот момент капитан Красов, бежавший впереди, упал, сраженный вражеской пулей.

Я находился в это время на танке, раненный в ногу и руку. Когда узнал о гибели Виктора Красова, физическую боль заглушила боль душевная. Очень переживал я утрату всеми любимого замполита, своего фронтового друга.

Похоронили Красова со всеми воинскими почестями в Золочеве.

Вскоре в часть пришло сообщение: мне — Горенчуку Феодосию Ивановичу, и Виктору Никитовичу Красову присвоено звание Героя Советского Союза. Я принял эту высокую награду Родины в боевом строю.

Комсомольский билет № 16202950, выданный Заложцевским райкомом ЛКСМУ, Михаил Кириллович хранит по сей день. Держу в руках небольшую книжечку с силуэтом Ленина на обложке.

Листки билета поблекли от времени, выцвели чернила секретарских подписей и штампиков уплаты членских взносов. Но Михаил Кириллович хорошо помнит, где и в какой обстановке он платил эти взносы. Как знамя, как символ своих коммунистических убеждений пронес Михаил комсомольский билет сквозь суровые испытания Великой Отечественной войны.

…Август 1941-го. Комсомольский взнос уплачен в Днепропетровске. Позади горькие дни отступления на восток вместе с войсками. Жестокая бомбежка при переправе через Днепр и ранение… После, когда вылечился, пришел в Днепропетровский обком комсомола и попросился на фронт.

— Молод еще, — ответили ему, — а работы и в тылу хватит.

И Михаил трудился в Ровеньках и под Сталинградом, на Мангышлаке, рыбачил на Каспии. В городе Шевченко он часто приходил к вербе Тараса, вспоминая о родных и близких на далекой Тернопольщине, попавших под ярмо фашистской оккупации, думал о судьбе страны. Вспомнились бессмертные строки великого Кобзаря:

Девиз комсомольца — борьба! И поэтому в комсомольском билете М. К. Ивасюты отмечен красноармейский взнос. Михаил добился-таки своего: местный военкомат призвал его в действующую армию. С нетерпением ждал он часа, когда с оружием в руках выступит на защиту Советской Родины.

Михаила Ивасюту направили в учебно-танковый полк. Оттуда в начале 1944 года он прибыл в нашу 16-ю бригаду на должность командира самоходного орудия (так тогда именовались наводчики). Мы стояли под Москвой, в поселке Пушкино, — личный состав осваивал новую боевую технику.

В те дни напряженной учебы старший сержант Ивасюта несказанно обрадовался известию, что 23 марта наши войска освободили районные центры Тернопольской области — Заложцы, Великий Глубочек, а также свыше двадцати других населенных пунктов. Сводку Совинформбюро Михаил вырезал из газеты и спрятал в карман гимнастерки. Он тотчас же написал письмо матери в родное Загирье. Письмо, однако, вернулось с пометкой на конверте, что село еще не освобождено.

Ивасюта снова написал матери: жди, приду с Советской Армией, прогоним ворогов проклятых, вызволим вас из рабства. Вслед за этим он послал еще пятнадцать писем. Ни одно из них не вернулось, потому что на каждом конверте Михаил писал: «Почта, письма прошу не возвращать: скоро мы освободим Загирье от фашистов!» И вот в один из счастливых дней Ефросинья Семеновна получила все пятнадцать писем с треугольником полевой почты. Отыскался след сыновний!