Михаил Толкач - Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ

4-й отдельный батальон сперва не потревожил немцев – такой приказ был. И наши командиры строго следили за этим. Да разве же за каждым уследишь, если своего ума нет у человека?.. Учили ведь почти полгода, а сунулись в дело…»

Не сговариваясь, об этом же сообщает из Висима Иван Норицын:

«Прошли мы линию фронта, как говорится, без сучка, без задоринки. Разведчики наши крепко потрудились. И наказ был крутой: не курить, не жечь костры, не стрелять ни в коем случае. Все делалось, чтобы не открыться фрицам!

Отаборились в лесу на дневку. Ихние самолеты над нами так и снуют. Низко, черти, едва по макушкам елок не скребут днищами. Больше транспортники и корректировщики. Нас, чувствуется, не обнаруживают. И нашелся в батальоне нетерпеливец, я назвал бы его дураком, захотел сбить из винтовки самолет.

Бах! Бах! Бах!

А масло застыло, и затвор СВТ заело. Была такая скорострельная винтовка Токарева – одна беда.

Самолет, разумеется, и крылом не качнул. Ему хоть бы хны. А на заметку, видать, летчик взял. Не успели мы углубиться в чащу, как над нами ихний бомбардировщик. Извольте бриться, товарищи десантники! Круг сперва сделал. Нам видно было, как летчик головой вертел, высматривая нас. Потом, как горох, посыпались бомбы.

Бух! Бух! Бух! И без осечки, не то что СВТ. Держись, Иван, за землю. Полосовали нас, считай, до обеда. Один улетит – другой тут как тут!

Комбат, капитан Вдовин, метал гром и молнии. Уполномоченный особого отдела Сафонов тянулся к нагану – в расход! Говорили ребята, что виновника демаскировки едва не расстреляли. Заступничество комиссара Куклина спасло парня».

О настроении десантников в том переходе свидетельствует бывший шофер Яков Катаев:

«На автомашинах в половине дня миновали Крестцы. Небольшой снегопад. Ехали всю ночь. Под утро прибыли в деревню Веретейка. Ее только что освободили наши: дымились остатки изб, валялись на снегу трупы немецких вояк…

Пешим строем двинулись в лес. Попалась на пути испепеленная деревенька – одни печи да голые черные трубы. Жутко – ни души, ни дома, ни собаки. Смрад. И злость закипает в сердце. Вьюжило здорово. Слева чернел обвалившийся сарай. Нам сказали: «Там немецкий дот». Юлит буран белый. Белые маскхалаты. Глубокая ночь. Жутковато: мы на походной тропе, в строю, дистанция десять шагов друг от друга, а враг насидел место, выделил ориентиры. Ну-к, жахнет из пулемета! Идем вперед – куда ж деться?!»

Характерный для комиссара бригады эпизод передает в своем письме бывший начальник особого отдела из города Овруча Житомирской области Борис Иосифович Гриншпун:

«Перед вводом бригады в «котел» была включена наша разведка в работу. Из роты Павла Федуловича Малеева. Нужно было точно установить места прохода через боевые порядки 202-й стрелковой дивизии, разузнать систему вражеской обороны, связаться с армейскими разведчиками…

И тут ко мне прибегает связной от командира бригады. Глаза – по ложке: «Военком пропал, Мачихин!» А дело-то на пороге фронта. Мало ли… Диверсанты и лазутчики немцев шарили по ближним тылам советских частей – заволнуешься!..

Обыскали стоянки батальонов, Мачихин любил бывать среди рядовых. Осмотрели дома и сараи. Нет комиссара! Нет его ординарца. «Сообщать или не сообщать в штаб фронта?» – спрашивает комбриг Н.Е. Тарасов.

И еще одна новость: исчез и секретарь партийной комиссии бригады Иван Семенович Басалык! За голову хватается теперь начальник политотдела Ф.П. Дранищев.

Поиск длился до полуночи, безрезультатно. Решили утром назавтра поставить в известность штаб Северо-Западного фронта. И сон не шел. И тревога не утихала. Командир бригады бушевал: «Еще делом не занимались, а уже ЧП!..»

Проясняет эпизод бывший фронтовой разведчик Виктор Аркадьевич Храмцов, кандидат технических наук из Москвы:

«В начале января 1942 года меня, замполитрука разведывательного взвода 42-го стрелкового полка 180-й стрелковой дивизии, неожиданно вызвали в штаб. Там проводили в землянку полковника Ивана Ильича Миссана, командира дивизии. «Если отправим вас в тыл противника с радистом?» – спросил он. «Необходимо, то я готов!»

И я оказался в разведотделе штаба Северо-Западного фронта. Назначение принял я с двояким чувством: хотелось увидеть тыл немца, но жаль было расставаться с ребятами. Но война не признает желаний – приказ!..

Месяца полтора обучался приемам ведения разведки в тылу неприятеля. Со мною – Саша Щегольков, радист. Вместе попали как приданные от штаба фронта в 1-ю маневренную воздушно-десантную бригаду. От начальника разведки бригады Ф.И. Тоценко получили приказ войти в состав передового отряда. Разведчиками командовал, как помню, младший лейтенант Виктор Петрович Журавлев. Он прибыл в бригаду из 201-й ВДБ – опытный десантник, побывавший в боевой обстановке. Нам с Сашей было как-то спокойнее от сознания того, что командует группой не новичок на фронте. У человека 39 прыжков с парашютом! Прыжков на позиции врага!..

Шли по просеке плотной цепочкой. Примерно через час нас догнал посыльный от Журавлева. По санной дороге прошел небольшой отряд противника. Лыжню нашу обнаружили, но не свернули с нее. Что делать?.. Посыльного вернули с приказом вести наблюдение.

Через некоторое время меня позвали к старшему. Под густой елью несколько человек склонились над картой, освещая ее ручными фонариками. Капюшоны маскхалатов были опущены, и я увидел тускло поблескивающие «шпалы» старшего – комиссар бригады! Моему удивлению не было предела: военком Мачихин в передовом отряде! Здесь же оказался и И.С. Басалык из политотдела.

Александр Ильич приказал мне связаться по радио со штабом бригады. Переговорив, военком распорядился вернуться всему отряду. Путь бригаде был проложен. Вышли на линию огня…»

Сквозь призму времени видят теперь десантники свой поход, но и сегодня они с горечью думают и говорят о первых просчетах и огрехах.

Сильные морозы встретили их в тылу немцев. Сначала они превышали тридцать градусов. Затем температура резко менялась: днем – оттепель, ночью – крепкие морозы. В глубоком снегу, а он доходил до 80 – 100 сантиметров, обувь и одежда сильно намокали. Отдыхали люди под открытым небом или в скороспелых шалашиках, слепленных из елового лапника. Костерки скудные – в ход шел сухой спирт-паста. Бойцы были утомлены переходами, засыпали в любом положении, и нередко огонь добирался до них – тлело обмундирование, а человек не ощущал этого. В мокрых валенках нередко отмерзали ноги. Даже старший адъютант, нач. штаба 1-го отдельного парашютно-десантного батальона К.Т. Пшеничный, так обгорел у костра, что впоследствии его вынуждены были эвакуировать из тыла в Выползово.