Михаил Толкач - Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ

Под деревьями шалаши из хвороста и елок. Мороз ночью до 20 градусов, а днем плывет все от тепла. Ходить не в силах, а лежа отмерзает вторая нога. Немец мешает принимать самолеты. Посадку перенесли на озеро Черненькое – пять километров ходу! Где на четвереньках, где ползком, где опираясь на более способного товарища, дошкандыбали. До сих пор говорю спасибо Малкову, не он – не жить бы. В ночь на 5 апреля 1942 года нас с Дмитрием Чернышевым вывезли на самолете в Новые Удрицы… Наградили меня орденом Красной Звезды, готов отдать его моему спасителю, комсомольцу Малкову».

Еще одно письмо-свидетельство из города Сланцы Ленинградской области. От учителя Александра Петровича Васильева. На фотографии накануне призыва паренек с распахнутыми глазами, доверчивый, удивленный, так и кажется, что поддался обычному возгласу: «Птичка вылетит!» Осенью 1941 года он, студент 4-го курса пединститута, явился в Сталинский райком ВЛКСМ города Молотова (ныне Пермь): «Даешь фронт!» Хотел стать летчиком, но его отправили в воздушную пехоту. Зачислили в батальон капитана Вдовина, сурового командира.

«Комиссар Куклин был более снисходительным, прямее сказать, человечнее, – пишет Александр Петрович. – Взводом командовал Саша Молчанов, добрейший парень. Он уже побывал на войне. К его словам и советам прислушивались.

И вот тыл. Первые смерти. Первые боевые выстрелы и броски гранат по живому врагу. Этого все ждали, к этому готовились. А вот вдруг нечего есть!.. Голод изводил нас хуже фашиста. Бороться со своей немочью – занятие труднейшее. Брали одну деревню. Побили немца как следует. Я был в головном дозоре. Вышибли противника из домов и окопов. Шальная пуля угодила в белую лошадь – хорош приварок!.. По нас шарахал немец минами. Вблизи частокола рвануло – темнота в глазах. Очнулся и не соображаю: что и к чему. Потом поплелся по заранее указанному азимуту. В голове жернова со скрипом, а тело будто свинцом налито.

Нас, потерявших боеспособность, сопроводили в лагерь на болота Невий Мох. Из нашего взвода были Самоделкин, Барабанов…

Вполз в шалаш, огляделся. Кругом под стенками шалаша много тяжелораненых: кровь, бинты, стоны. Подумал: нет, мне тут делать нечего. Так же ползком разворачиваюсь и на воздух. Откопал ямку, наскреб веток – жилье!.. Только отаборился, как немец наглухо обложил посадочную площадку. Следует команда: «Сменить месторасположение!» Передвижение самостоятельное, с оружием, с «сидором». Набралось примерно двадцать бедолажных. Шли, ползли, отрешенные ото всего на свете. Вот, смотрю, сержант Самоделкин. Так-то на вид жердь жердью, а тут – то ли вконец обессилел, то ли ранен сильно – совсем парень оплошал. «Саша, – говорит, – не бросай меня!» – «Пойдем, сержант, до Победы!» Как в тумане все было.

На новом месте медицинского персонала не было – все выбыли из строя. Сами ухаживали за собой и за более слабыми товарищами, сами оборонялись от немца. Подкармливались сухарями. Иной раз думаешь теперь, доведись такая оказия, ни за что не выдержал бы. А тогда, как я думаю, нами двигало чувство великой надежды и несгибаемого упорства: сохранить жизнь, чтобы вновь встать в строй бойцов с фашизмом!..

В ночь на 5 апреля 1942 года меня вытащили из снежной ямы, отобрали винтовку системы СВТ и гранаты. Волоком к самолету – подвесили к крылу. Я был еще в сознании: чувство опасности, вероятно, держало в напряжении. Самолет, подпрыгивая на кочках, оторвался от болота, я провалился в беспамятство. Потом госпитали Ярославля, Улан-Удэ…»

Из наградных материалов:

«Мустафин Борис Исмаилович, старший сержант, начальник радиостанции отдельной роты связи. Рождения 1916 года. Татарин. В Красной Армии с 1937 года. Воевал с белофиннами. Домашний адрес: город Нижний Тагил, ул. Розы Люксембург, д. 25.

Мустафин Б.И. проявил высокое мастерство связиста. Материальная часть работала безотказно, перекрывая всякие нормы дальности уверенного приема и передачи.

В самые напряженные моменты Мустафин Б.И. сутками не отрывался от рации. Особенно в лагере раненых и обмороженных. Не прекращал работу под артиллерийским и минометным огнем».

За свое мужество, проявленное в Демянском котле, Мустафин был награжден медалью «За отвагу».

Десятого апреля 1942 года летчик, прибывший на Невий Мох за больными, привез мне приказ: «Явиться для доклада к командующему 34-й армии Н.Э. Берзарину». Потом генерал стал первым комендантом Берлина, – рассказывает И.Ф. Шебалков. Сам Иван Феоктистович – волгарь, из Саратовской области. До призыва в Красную Армию был и пастухом, и батраком, и чернорабочим на стройке моста через Волгу. В ряды ВЛКСМ вступил в 1924 году. Потом была Орджоникидзевская пехотная школа. Не один год жизни отдал Шебалков Забайкалью – служил в Даурских степях. В воздушную пехоту пришел краснознаменцем.

Полетел на самолете У-2. Приятного мало, когда по утлому биплану шпарят пулями и снарядами снизу!

На КП армии у меня взяли строевую записку, сведения о боеприпасах и оружии. С начальником штаба наметили участок перехода фронта. Полагали, что идти нужно на северо-запад от болота Невий Мох: прорываться между Весики – Свинорой. План был утвержден командующим.

Вернулся на базу окрыленным: о нас беспокоятся! Привез с собой батареи к радиостанции, свежие газеты». И с того дня для Ефима Бабикова настала страда: разведчики без устали уточняли силы противника, менее укрепленные позиции его, систему огня. Широкий поиск вели на реке Поламети, в районе деревень Иломли, Весики, Дедно, Малый Заход… Особенно пристально занимался капитан Жук изучением прохода южнее Весиков, где предполагался марш основных сил северной группировки десантников. Он держал тесную связь с майором Губиным, который готовил к эвакуации подразделения 204-й ВДБ. На реке у нас постоянно дежурили наблюдатели: в каком состоянии лед?.. Оттепели готовили гибельные ловушки: промоины, окна в трясинах, весенние водополы в низинах и оврагах.

Большую работу среди лыжников проводили инструктор политотдела Н.П. Сиделкин, комсорг батальона А.Л. Кокорин. Теплое слово ободрения, личный пример – великое дело. Николай Сиделкин с честью нес гордое звание «комиссар».

Об одном эпизоде тех дней поведал Л.К. Мотлохов:

«Майор Губин от своих разведчиков узнал, что на маршруте Бабикова немцы оставили сильный заслон. Попасть в засаду – погубить людей. «Гони, Мотлохов, во всю силу! Предупреди младшего лейтенанта». Дело было на рассвете. Ребята Бабикова отбыли на задание поздним вечером, попробуй настигнуть!.. Разыскал лыжню и погнал. Конечно, одному в лесу «не фонтан», как теперь говорят молодые. Лыжня была накатана. Идти по ней легко и свободно. Пока наступило утро, отхватил, наверное, километров восемь. Двигался по кромке леса, а справа – обширная поляна. За ней опять бор. На его опушке заметил лыжников. Без маскировочных халатов – враги!.. Притаился за сосной. Можно было вернуться. Проскочить немцев вряд ли удастся. А патруль надвигается – пять человек. У меня автомат с двумя дисками. Граната в кармане. Упал в снег, изготовился. Если внезапно полоснуть очередью – не уйдут!.. А самому как-то неуютно, сердце почему-то билось в самом горле. Направляющий немец вдруг повернул на поляну, в сторону от меня, остальные следом, цепочкой. Лежу в испарине, как после бани…