Дмитрий Кончаловский - Безумие

Как-то раз встретили в Грозном американцев, съемочную группу. Из наших, ханкалинских. Я очень удивился. Как они здесь оказались? Сюда своих-то пускают после пятидесяти согласований (у нас — карт-бланш), а тут вообще буржуазное телевидение.

Да еще при каких обстоятельствах! Бой шел. Ну, не то чтобы бой, так, постреливали слегка. Небольшую группу боевиков накрыли в Старопромысловском районе. Блокировали. Ждали подкреплений. Те тоже особо не дергались. Скоро стемнеет, их время наступит. Чего дергаться? Так и перестреливались лениво.

И вот смотрю — фирмачи. Американцы. Корреспондент, оператор, звуковик с малярным валиком на палке (такой большой микрофон с ветрозащитой) — отличительный признак иностранной группы. Мы эти штуки не очень любим. Громоздкие, а толку мало.

Я удивился, а Палыч сидит за БТРом, рассматривает. Ему интересно — он иностранцев в жизни мало видел.

Смотрю — капитан наш бежит, Синицин Виктор Михалыч, бежит и орет:

— Палыч! Палыч! Убирай этих немцев на хер отсюда!

Подбежал, запыхался, весь красный.

А фирмач поворачивается к нему, спокойно так, и говорит:

— Изинитэ, мы нэ нэмцы, мы амерыканцы.

— Да какая, на хер, разница! Палыч! Палыч! Чего сидишь? Убирай их отсюда.

А фирмач опять поворачивается и говорит:

— Извинитэ, как это какая уазница? Мы же уас с хохлами нэ путаем? По-моему, с нашей стороны стрелять перестали.

Однажды, когда мы сидели на броне персонального БТРа и курили, обдумывая дальнейшие планы, около нас остановился «уазик». Вышел офицер. Чистенький такой. Подтянутый. Какой род войск — не поймешь.

— Товарищ Крестовников?

Ну, я уже этому не удивлялся.

— Я.

— Материал интересный есть. Хотите?

— Хотим. А что за материал?

— На месте узнаете. Следуйте за мной.

Ладно. На ловушку не похоже. Офицер натуральный. Да и какие тут ловушки?

Кричу:

— Серега (это наш механик-водитель), заводи. Поехали вон за этим.

Ехали недолго. Остановились. Заходим в дом. Обычный дом. Для этих мест обычный. Без крыши, без дверей, без окон. Хорошо побитый и с воздуха, и с земли.

Большая комната. Стол. Три стула, два ящика. В комнате еще двое в камуфляже. Здрасьте — здрасьте. Садитесь.

Подтянутый сел за стол.

Говорю:

— Что за материал-то?

Он порылся в каких-то папках, помолчал.

Я подумал — важничает.

— Снайпершу поймали, — бесстрастно так сказал.

Ого! У меня в голове пошел монтаж. Это так всегда бывает в предвкушении клевого материала — еще толком ничего не знаешь, а в голове уже монтаж — фантазия!

Мысли — скакуны. За одну секунду я успел подумать вот о чем.

Снайперши — великая легенда обеих чеченских войн. Я не знал ни одного человека, который лично видел бы хоть одну снайпершу. Но очень многие знали людей, которые знали людей, которые лично видели много снайперш. Правда, где и при каких обстоятельствах — было неизвестно. И почему эти люди остались живы — тоже неизвестно. Может, они сами их убили? Но мертвых снайперш тоже никто нигде не показывал.

А еще у этой легенды было очень красивое название: «Белые колготки».

А еще говорили, что эти девушки — из Прибалтики. Что они олимпийские чемпионки по биатлону. Поэтому хорошо стреляют. Только я никак не мог понять, зачем снайперу в городе лыжи. И сколько в мире каждый день должно проходить олимпиад, чтобы набрать хотя бы два-три десятка чемпионок из Прибалтики.

Повторяю — обо всем этом я подумал за одну секунду. Не потому, что такой умный, просто много раз об этом думал.

Подтянутый бесстрастно сказал:

— Заводи.

Мне представилось, что сейчас в комнату войдет блондинка в белых колготках, с легким прибалтийским акцентом. Очень сексуально.

Она вошла.

Круглое лицо. Почти без ресниц. Нос не то чтобы картошкой, но почти. Коричнево-рыжие волосы собраны пучок на затылке. Совсем некрасивая. Возраст — от 20 до 35. Фигура среднестатистическая, но ближе к плохой. Коричневое пальтецо с вьетнамского рынка, рыжий шарфик, черные вязаные перчатки с цветочками, черная юбка, черные толстые колготки с ворсом, сапоги с того же рынка.

Она могла быть любой национальности — русской, чеченкой, осетинкой, чувашкой, украинкой, ну, в принципе даже эстонкой. Внешность настолько невыразительная, что определить национальность невозможно.

Я подумал: а как же она в юбке-то с винтовкой по руинам лазила?

Спросил у подтянутого:

— Почему вы думаете, что она снайперша?

— Паспорт поддельный. Вот посмотрите.

Я взял паспорт. Соколова Елена Михайловна. 1978 года рождения. Ставропольская прописка. Повертел паспорт в руках. Да, странный. Фотография наклеена неаккуратно.

— Вы посмотрите, — он взял у меня паспорт, поднес к свету, — на обратной стороне страницы, где фотография наклеена, на свет что должно читаться?

— Фамилия.

— Правильно. Видите?

— Нет.

— Ну вот. Далее — она не может внятно объяснить, как и зачем оказалась в Грозном.

Я повернулся к ней.

— Вы можете объяснить, как и зачем вы оказались в Грозном?

Невнятное бормотание. Что-то про родственников. Не очень убедительно.

— Послушайте, — обращаюсь к подтянутому, — но этого ведь недостаточно…

— А это еще далеко не все.

Он не очень галантно взял ее за воротник пальто, притянул к себе. Содрал пальто с правого плеча, оттянул блузку.

— Видите? Характерный признак.

На правом плече был большой синяк.

— Отдача, — сказал подтянутый, — причем с одного раза такой синяк не набьешь. Она много стреляла. Очень много. Далее.

Он развернул ее лицом к свету. Мне:

— Подойдите сюда.

Я подошел.

— Смотрите сбоку, на свет, видите, волосяной покров на правой щеке стерт, а он есть даже у женщин. Сравните с левой щекой.

Действительно.

— Это от приклада. Далее.

Он взял ее за правую руку.

— Видите, кисть правой руки. Следы пороховой гари.

Я пригляделся. Что-то есть. Потер пальцем. Не грязь.

— Уведите.

Стоит ли говорить, что Муха все это снимал?

Что с ней стало — не знаю. Была ли она снайпершей — наверно. А из какого рода войск был подтянутый — я давно понял.

Красивая легенда о «белых колготках» рухнула, превратившись в очередную грязную историю про войну.

День спустя работаем в городе. Рутина. Вдруг слышим невдалеке — рев моторов, одиночные беспорядочные выстрелы (так стреляют только в воздух), крики, хохот. Едем туда. Сворачиваем за угол.

Группа бойцов. Что-то оживленно обсуждают. Два БТРа метрах в пяти друг от друга. На земле — груда чего-то, кровь, тряпки.

Я спрашиваю:

— Ребят, что случилось?

— Да вот, снайпершу поймали.

— И чего?

— А чего? Одну ногу к тому бетру привязали, другую — к этому. И поехали.

Вы возмущены? Я тоже. Но это — война.

А был случай еще более страшный. В войсках его много обсуждали. Через один из блокпостов шли беженцы. Толпа стариков и старух, несколько молодых женщин, чеченок и русских, дети.