Борис Шапталов - Испытание войной – выдержал ли его Сталин?

В 1941 г. какой-либо серьезной войны на Западе быть не могло. У Англии просто не было надлежащих сил. Английские войска с трудом сдерживали в Африке небольшой корпус Роммеля. В то же время люфтваффе не удалось завоевать господство в воздухе над Британией, что ставило под сомнение успех форсирования Ла-Манша. Явно складывалась патовая ситуация. Так что попытка разрубить узел путем блицкрига против Советского Союза не могла быть невероятным вариантом. Во всяком случае, ее следовало учитывать.

У Гитлера была своя логика, и не стоило Сталину приписывать свои представления о должном другому, ибо у того логические умозаключения могут строиться на совершенно других постулатах. Задача аналитика – понять врага, какой бы чуждой, «нелогичной» ни выглядела его логика. А что у Гитлера она была весьма своеобразной и что он обладал смелостью, переходящей в авантюризм, доказывала вся его политическая биография. Внешне нелогичными, авантюристичными были и «пивной путч» в 1923 году, и вторжение в Рейнскую область, и самоуверенное уничтожение Версальского договора, и оккупация Чехии, и нападение на Польшу, и морской поход в Норвегию и т. д. Почему такой человек не мог отдать рискованный приказ о вторжении в СССР, оставив в тылу (временно) полузадушенную Англию?

Справедливости ради необходимо высказать аргумент и в пользу Сталина. Как он мог трактовать развертывание германских войск на границе с СССР? Да весьма просто: как страховку на случай успешного вторжения в Англию. Если бы Москве вздумалось спасать Великобританию, то Красную Армию встретила бы надежная оборона. Гитлер был просто обязан сосредоточить необходимые силы против Советского Союза «на всякий случай», а значит, концентрация вермахта на Востоке была предсказуемой и объяснимой. В подтверждении этого сошлемся на наличие мощных группировок, которые держали друг против друга СССР и Япония на маньчжурской границе, несмотря на договор о ненападении. Любой бумажный договор должен подкрепляться чем-то более увесистым, чем чернильные подписи.

Все так. Но в таком случае и Сталину надо было перестраховаться и держать приграничные войска в боевом состоянии.

Странно, что, несмотря на возможность войны, не было предпринято многих элементарных мер безопасности, которые даже при всей боязни спровоцировать или спугнуть Германию не могли бы насторожить Берлин. К таким мерам относится рассредоточение приграничной авиации, возвращение артиллерии с полигонов, выдача войскам необходимого количества боеприпасов, доведения до штатной численности приграничных частей и т. д. Эти мероприятия были куда менее заметными, чем массированная переброска сотен тысяч солдат и огромного количества техники к западным границам в мае – июне 1941 г.

Защитные мероприятия были бы оправданы еще и тем обстоятельством, что Германия на все свои жертвы нападала внезапно, причем со многими из них у нее были заключены договоры о ненападении. С Австрией такое соглашение было оформлено в 1936 г., с Норвегией – в 1939 г. Германия дала гарантии не нарушать нейтралитета Бельгии и Люксембургу.

В истории России также был случай внезапного нападения – Японией в 1904 г. И военно-теоретическая мысль Красной Армии попыталась извлечь уроки из истории и уделила серьезное внимание проблеме внезапности при начале военных действий.

В вышедшей в 1934 г. монографии М.Н. Тухачевского «Характер пограничных операций» автор писал: «Утешать себя тем, что наши возможные противники медленно перестраиваются по-новому, не следует. Противник может перестроиться внезапно и неожиданно. Лучше самим предупредить врагов. Лучше поменьше делать ошибок, чем на ошибках учиться» (5, т. 2, с. 221).

В 1933 г. в тезисах начальника Штаба РККА А.И. Егорова указывалось, что «новые средства борьбы (авиация, механизированные и моторизованные соединения, модернизированная конница, авиадесантные части и т. д.), их качественный и количественный рост ставят по-новому вопросы начального периода войны…» (6, с. 377). В частности, писал Егоров, противоборствующие стороны будут исходить из следующих задач: уничтожение войск противника, срыв его планомерной мобилизации, захват и уничтожение запасов и в конечном счете захват стратегической инициативы. По сути дела, А.И. Егоров еще в 1933 г. набросал сценарий июня 1941 г.

Советская военно-теоретическая мысль совершенно верно предугадала ход начального этапа войны: нападение последует без раскачки с нанесением внезапного удара с решительными целями. Поэтому делать это предполагалось самой Красной Армии. Для этого М.Н. Тухачевский предлагал создать специальные армии прикрытия. «Пограничное сражение будут вести не главные силы армии, как это было в прежних войнах, а особые части, особая передовая армия, дислоцированная в приграничной полосе» (5, т. 2, с. 217). Причем ядро ее должны составлять механизированные и кавалерийские соединения, развернутые по штатам военного времени и дислоцирующиеся не далее 50–70 км от границы. И такие армии прикрытия были созданы, хотя далеко не все были укомплектованы по штатам военного времени.

Ту же линию продолжили и новые военачальники, сменившие репрессированных. Г.К. Жуков в докладе на совещании высшего начальствующего состава в декабре 1940 г. – а он был одним из основных докладчиков – много внимания уделил проблеме внезапности. «Внезапность является главным условием успеха», – заявил он и далее развил свою мысль так: При равных силах и средствах победу обеспечит за собой та сторона, которая более искусна в управлении и создании условий внезапности в использовании этих сил и средств. Внезапность современной операции является одним из решающих факторов победы» (7, с. 144, 151). В частности: «Особой заботой командарма и командующего ВВС армии будет – не дать разбить свою авиацию на аэродромах. Лучшим средством для этого явится внезапный удар нашей авиации по аэродромам противника и рассредоточенное расположение нашей авиации с маскировкой материальной части и ПВО на аэродромах» (7, с. 144).

Что ж, задачи сформулированы четко. Как реагировали на такую постановку вопроса нижестоящие военачальники? Может быть, они что-то не понимали в специфике надвигающейся войны? Хотя после упреждающих ударов немецкой авиации по аэродромам Польши, Франции, Бельгии проблема «внезапности» для вооруженных сил СССР должна была бы выглядеть уже как-то иначе, что и отразилось в выступлениях участников Кремлевского совещания высшего командного состава в декабре 1940 г.

В докладе начальника Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенанта П.В. Рычагова «Военно-воздушные силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе» возможность удара по аэродромам противника и самому противнику поминалась постоянно с рассмотрением задач, вытекающих из такой возможности. Указывалось, что базирование огромного числа самолетов требует хорошо развитой сети аэродромов и «на каждом аэродроме в среднем будет сидеть только 25 самолетов» (7, с. 174).