Борис Шапталов - Испытание войной – выдержал ли его Сталин?

Единомышленниками Тухачевского стали Уборевич и Якир, которые учились в военных академиях Германии и, значит, знакомились с концепцией Мольтке – Шлиффена, но не Ворошилов с его куцым оперативным кругозором. Возник неизбежный конфликт не только с наркомом обороны, но и с его всесильным патроном, который мог завершиться лишь с устранением одной из сторон. Устранили «блицкриговцев». В 1939 г. танковые корпуса расформировали. Но практика войны 1939–1940 гг. наглядно показала, насколько правы были «вредители». В 1940 г. был отдан приказ вернуться к мехкорпусам. Восстановление пошло по принципу «утрем нос Тухачевскому». Тот создал два мехкорпуса за четыре года, а Сталин приказал формировать двадцать за год-два. У «шпиона» в корпусах по штату было 560 танков, а в новых их число было удвоено. Причем без всякого обоснования. Неважно, что для этого не было ни техники, ни людей, ни навыков управления. Главное – переплюнуть, а там хоть трава не расти.

В 1937 г. Красная Армия обладала такой структурной ударной мощью, какую вермахт не имел даже в 1939 г., нападая на Польшу. (Вермахт располагал 1700 танкетками с пулеметным вооружением и 1400 танками с пушечным, сведенными в худосочные корпуса.) Лишь в 1940 г. на полях Франции появились танковые группы, равняющиеся по мощи тем мехкорпусам, что создавались Тухачевским. Но разве Тухачевский остановился бы на достигнутом к 1937 г.? Конечно, нет. Продолжай бронетанковые войска развиваться естественным путем, в 1941 г. с учетом танков Т-34 и КВ Красная Армия имела бы ударную мощь, какую вермахт смог достичь разве что в 1943 г… Но это означало, что танковым группам Клейста и Гудериана летом 1941 г. ничего не светило бы, потому что тройное превосходство в танках у Красной Армии дополнялось бы превосходством надлежащего качества организации. Значит, вермахт мог быть разбит уже в 41-м, ибо главной ударной силой у него являлись танки. Но «друг» народа тов. Сталин внес свои коррективы в «план Тухачевского», и его потенциальные возможности не были реализованы. Бурно, а главное, качественно развивавшаяся Красная Армия в 1938–1939 гг. потеряла темп. Ее передовая авиация и танковые войска превратились в заурядные. Если этот процесс сравнить с конными скачками, то армию подсекли, когда она шла в лидерах и пропустила вперед вермахт. (Правда, на всю эту ситуацию можно посмотреть с другой стороны. Ведь Сталин, пачками расстреливая большевиков, в сущности, спасал капиталистическую Европу. Будь у руля Красной Армии Тухачевский и Уборевич с товарищами, советские танки могли б дойти до Рейна. А там..?)

Любая теория уже реалий жизни, поэтому теории Дуэ, Фуллера или Мэхэна верны лишь частично. Задача политической или военной теории – верно угадать тенденцию развития и контуры тех сил или средств, которые в наибольшей степени повлияют на будущие события. У Тухачевского, как и у других военных теоретиков, можно найти много неверных оценок, пробелов и перехлестов, но тенденции надвигающейся войны он уловил очень точно. Он готовил Красную Армию к войне с Германией в частности и к мировой – в целом. Войне танково-механизированной, тотальной, бескомпромиссной, с решающими целями – полным разгромом и уничтожением противника. Войне идеологической, войне маневренной. И еще он хотел научить армию «блицкригу». Тому, чего не умела старая армия, не научилась Красная Армия, и не умеет современная… В этом плане Тухачевский стоит в истории отечественной военной мысли совершенно особняком, а потому для многих умов малопонятен. Воевать большой кровью и с солидной раскачкой мы умеем, а так, как воевал вермахт или израильтяне в 1967 и 1973 гг., – нет.

Но Тухачевский и Уборевич успели сделать одно чрезвычайно важное дело – воспитать часть офицеров как профессионалов, пригодных по складу мышления и кругозору к будущей войне. Тухачевский делал это преимущественно через статьи, книги, лекции, совещания. Его единомышленник И.П. Уборевич всем этим принципам учил на маневрах. А учиться у него было чему. Г.К. Жуков отзывался об Уборевиче, как о большом знатоке оперативного искусства и тактики. И.С. Конев считал, что «в его лице наша армия понесла самую тяжелую утрату». А эти маршалы в военных вопросах разбирались…

Мемуаристы в один голос называют его выдающимся «воспитателем войск». Наиболее детально это понятие раскрыл в своих воспоминаниях «О жизни и о себе» К.А. Мерецков. Любопытен выбор эпизодов этого опытнейшего штабиста и военачальника. Мерецков сообщает, что Уборевич максимально приближал военные игры к боевым условиям. Для чего это нужно – понятно. Добивался от командиров ясных, без длиннот, приказов. Ну и что? Мерецков как бы отвечал на возможный вопрос читателя следующим примером. Один командир на учениях написал длинный приказ, поэтому его передача по связи затянулась. Начало учений задерживалось. Тогда Уборевич, руководивший учением, распорядился условному противнику перейти в наступление. Мелочь? Но ведь именно такая история произошла в ночь с 21 на 22 июня 1941 г. Пока из Москвы передавалась в штабы округов длинная директива о приведении войск в боевую готовность, враг «внезапно» атаковал их.

А вот еще одна показательная «мелочь», приведенная Мерецковым. Начальник штаба одного из соединений на учениях ошибся с определением времени для прибытия части на учения. Реакция Уборевича выражена в его вопросе к начштабу: «Как же это вы смогли допустить такой просчет?!» Наш современник, возможно, не поймет смысл вопроса и тем более реакцию начштаба. «Впоследствии Шиловский признался мне, – вспоминал Мерецков, – что вопрос командующего потряс его больше и глубже, нежели возможное замечание, и он никогда и ничто так не переживал, как в этот раз».

Господи! Да отчего же потрясаться? Ну не вышло соединение куда следует в намеченное время из-за просчета… Стоп! Суть дела в слове «просчет». Когда начнется война подобного рода, просчетов будет не счесть. Дивизиям и корпусам будут отдаваться нереальные приказы с указанием нереальных сроков выдвижения и наступления, за которыми последуют дополнительные жертвы и поражения. «Воспитатель войск» Уборевич прекрасно понимал цену подобных просчетов и втемяшивал это понимание в головы своих подчиненных. И начальники штабов у него знали: там, где речь о жизни солдат, о возможности поражения войск – «просчетов» (аналог халатности) быть не должно. Увы, традиции «просчетов» глубоко въелись в отечественный управленческий организм. Складывается впечатление, что не только у военачальников, но у некоторых руководителей государства методика «просчетов» является едва ли ни основной в их управленческом арсенале. В своей сфере деятельности Уборевич добивался качественного уровня управления, что, в сущности, является синонимом понятия «высокая штабная культура».