Игорь Лощилов - Отчаянный корпус

С этой фуражки все и началось. Взял ее Снегирев и объявил роте построение. Это вызвало понятное неудовольствие, поскольку произошло в свободное время, когда кадеты могли заниматься своими делами. Но более всех был обеспокоен Ваня, так как фуражка принадлежала именно ему. Теперь уж точно он лишится увольнения, и, значит, свидания с Верой, о котором они договорились заранее, уже не будет. Узнав о причине его тревоги, Петя успокоил:

— Не печалься, Ромео, будем считать, что найденная Снегусом фуражка моя, мне ведь все равно увольнение не светит.

Ваня от радости просветлел лицом. А между тем Снегирев, в ожидании, пока кадеты соберутся на объявленное построение, начал исследовать найденную фуражку и обнаружил внутри за отворотом листок бумаги. Это Ваня приготовил очередное послание для своего предмета обожания — стихотворение… Прочитал Снегирев его, и возникло у него подозрение. Решил посоветоваться с учителем Медведевым, который литературу преподавал. Тот на беду еще находился в корпусе. Прочитал он стихи и говорит:

— Это не по программе, и вообще их лучше уничтожить.

— То есть как? — оживился поручик.

— А так. Могут быть неприятности, поскольку эти стихи не дозволены цензурой.

Вон оно что! Построил Снегирев роту и стал допытываться, кому принадлежит найденная им фуражка. Вопреки ожиданию это долгого времени не отняло, Петя сразу откликнулся — мне!

Поручик так обрадовался, что не стал даже его ругать, прочирикал почти ласково: это-де вам, Тихонов, дорого обойдется. А Петя, глядя на его довольный вид, заломил фуражку так, что всем стало видно, как она ему мала, и буркнул: нужно-де быть ослом, чтобы не заметить такое.

— Что?! — взвизгнул Снегус.

— Я не про вас, господин поручик, — успокоил его Петя.

— Так кто я, по-вашему?

— Не могу знать.

— А кто знает?

— Наверное, господин Васильев.

Снегирев так и застыл с раскрытым клювом. Васильев служил в корпусе ветеринаром и преподавал у них так называемую «скотоврачебную науку». Рота разразилась смехом, а Петя отправился в карцер.

В тот же вечер была составлена бумага, в которой говорилось, что «кадет Тихонов, имея в своей природе наклонность к нарушению установленного порядка, разлагающе действует на других, не приобретших отчетливых устоев, подбивает их на азартные игры, давая злостные примеры торжества порока над добродетелью и с каждым годом усугубляет его тлетворное проявление…». А напоследок сообщалось, что «кадет Тихонов распространяет среди других запрещенные противуправительственные листки, чем вносит смятение в умы нетвердых в нравственности юношей».

В армии испокон веков действовало правило: адресованные наверх бумаги направляются по команде, то есть последовательно проходят все ступени подчиненности, начиная с нижней. Существуют, однако, органы, которые предпочитают, чтобы к ним обращались напрямую. Снегирев как раз туда свою бумагу и направил.

Ведомство это находилось под началом великого князя Александра Михайловича, который в это самое время отдыхал где-то на юге Франции. В его отсутствие всеми делами заправлял заместитель, личность настолько неприметная, что немногие знали, как заместителя зовут, ибо обращались к нему не иначе как «ваше превосходительство», а в письменной форме — просто «ВП». Именно так он подписывал все бумаги. Сам ВП постоянно подчеркивал свое ничтожество, уверяя, что всем распоряжается его светлость, тогда как остальные только отражают его сияние. История, однако, дает одинаковые примеры во все времена: чем раболепнее ведет себя с начальником нижестоящий, тем грознее предстает он перед своими подчиненными.

Получив донос поручика Снегирева, ВП прежде всего обратил внимание на утверждение о том, что кадет Тихонов занимается распространением «противуправительственных листков». Среди власть держащих еще сохранялась яркая память о декабрьском восстании, и ВП, не долго думая, начертал на доносе свою резолюцию: «Пр. искл. выд. юн. в КК д. испр.». Начальник корпуса голову ломать не стал и послал Снегирева к правителю канцелярии за уточнением. Тот принес ответ: «Примерно исключить, выдворить юнкером в Кавказский Корпус для исправления».

В кадетском корпусе пришедшее указание приняли к неуклонному исполнению. Не стали даже разбираться. Зато весь возраст пришел в большое возбуждение. Неслыханное дело, чтобы за ничтожную провинность подвергали столь суровому наказанию. Ну, посидел бы в карцере, оставили бы без увольнения, выпороли бы, на худой конец, но чтобы вот так исключить и отправить на возможную погибель — это не укладывалось в голове. Более всех страдал Ваня, явившийся истинным виновником происшествия, он все порывался идти наверх, чтобы признаться в случившемся. Петя его с трудом удерживал. Сам он в том, что произошло, никакой трагедии не усматривал, и стал выбирать место будущей службы, для чего занялся изучением военного фольклора, так называемых «журавлей». Это были своеобразные девизы, которые являлись отличительной маркой полков. Придумывали их, конечно, не в военных ведомствах, а в ходе дружеских застолий, потом они «шли в народ» и нередко на многие годы становились своеобразной характеристикой воинской части. Одними из самых престижных являлись кавалергарды, попасть к ним было не так просто, выбирали самых видных и красивых. А тем, кто не отвечал такому начальному критерию, приходилось довольствоваться сочинением обидных «журавлей»:

На Кавказе кавалергардов не было, поэтому служба у них Пете не светила. Далее шли полки поскромнее.

Слава богу, гродненцы в списках Кавказского Корпуса тоже не числились — пронесло.

Эти на Кавказе воевали, однако надобно уточнить. Но что знали достоверно, так это про куринцев и тенгинцев, поскольку они часто фигурировал в рассказах Бати. Он и девиз их сообщил:

Исследовав еще десяток девизов, Петя объявил, что будет проситься в Куринский полк. Ребята особенно не ерничали, хотя знали, что у юнкера, того же солдата, место службы не спрашивают. Они решили действовать по-своему, во что бы то ни стало добиться правды и, если потребуется, обратиться к самому великому князю. Тем более что кадет Романов обещал всякое заступничество.

А пока суд да дело, Петю обрядили в юнкерскую форму и отправили с ближайшей оказией к новому месту службы. Кадеты успокаивали: