Максим Северин - Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта

Таможенники досмотрели меня и багаж, но ничего не отобрали. Я привез себе добротный батник, джинсы «голубой доллар», которые потом очень долго носил дома, ведь в 85-м году такие вещи были огромным дефицитом. Пристально выискивала таможня только наркотики и оружие, причем не так оружие, как наркотики. Я был весь на нервах — как-никак домой еду, а там еще мерили температуру и брали кровь, лабораторный анализ которой на тиф, малярию и гепатит проводился на месте и в этот же час. Мой анализ крови был нормальным, а вот электронный термометр показал, что температура у меня немногим больше 35 градусов, плюс ко всему у меня немного прихватило живот. Ко мне подошел один из офицеров и спросил, как я себя чувствую, я ответил, что нормально. Но меня все равно посадили в сторону, минут через пятнадцать снова измерили температуру и спросили, как я себя чувствую, и на этот раз отпустили. Но не успел я сесть в машину, как меня взяли под руки два офицера, дали на этот раз простой ртутный градусник и, оставшись рядом со мной, попросили присесть. Термометр снова показал пониженную температуру. Посмотрев на меня и убедившись, что я бодро себя чувствую, офицеры махнули на меня рукой и отпустили.

От Ашхабада до Москвы мы ехали поездом. Перед отправлением нам выделили по сто рублей «дембельских» на каждого. Таких, как я, ехало немало, и еще в Ашхабаде мы сразу сняли целое кафе на вокзале, сдвинули столы и стулья в один ряд и начали отмечать дембель.

Меня призвали 28 октября 1985-го. На последней медицинской комиссии в Калуге мне сказали, что я распределен в 17-ю команду, в автомобильный батальон в городе Сухуми, и я не думал, что попаду в Афган. Тогда, я помню, всех уже построили, выдали сухпаек, а ко мне подошел старшина и сказал, что я перераспределен в команду 23А. Пять суток просидел в Калуге, так и не зная, что это за команда, всех забрали, остались только мы — 80 человек из 23А, а на шестой день за нами приехали «покупатели». Ими оказались мои будущие заместитель командира взвода сержант Габриелян и командир роты старший лейтенант Выхин. Поездом нас привезли в Москву, подсадили еще 180 человек пограничников, потом пересадили в эшелон в 8 или 10 вагонов, который 8 суток вез нас до узбекского города Фергана. Сперва был учебный центр «Фергана 5». Подготовка была серьезной: марш-броски, прыжки, огневая подготовка. Одним из этапов подготовки была заброска вертолетом в горы на 10 километров, причем через двое суток было необходимо самостоятельно добраться до части, бойцу на этот марш выдавались веревка, буханка хлеба, штык-нож, воды не выдавали — была только пустая фляжка, обеззараживающие воду таблетки и таблетки для поддержания организма в работоспособном состоянии. Когда набираешь во фляжку воду из арыка и кидаешь туда штук пять этих таблеток, вода сперва немного пенится, а потом можно пить. Каждое утро был 15-километровый марш-бросок, на усмотрение командира роты ты мог бежать или с груженным четырьмя кирпичами РД, или можно было насыпать в рюкзак гальки, она все-таки была полегче. Были два марш-броска на машинах с обстрелом, поджогами и окапыванием на 15 и на 30 километров, первый я проходил на «КамАЗе 5310», второй был уже на «Урале 4320». Все полгода в учебном центре за мной было закреплено одно и то же оружие АКС-74 № 475867, а в Афгане у меня был: АК-74 № 861775 (за деревянный приклад мы называли эти автоматы «весло»).

Через полгода учебки нас отправили в Кабул, там был пересыльный пункт, где три наших борта по 75 человек распределили по 350-му и 345-му парашютно-десантным полкам. Вместе с земляком из соседнего города Людиново Игорем Трандиным мы попали в 345-й отдельный парашютно-десантный полк. Командовал полком генерал-майор Валерий Александрович Востротин. В расположение полка нас доставили машинами, а спустя всего две недели дембелей отправили домой, нас распределили по освободившимся «Уралам», и я пошел на первые боевые.

Я был прикомандирован к первой батарее артиллерийского дивизиона. Возили мы все: и снаряды, и продовольствие, и многое-многое другое. Принимали и прибывавшие на Кабульский аэродром из Союза борты, но в основном я возил снаряды и таскал гаубицы. Продовольствие и снаряды доставляли и группировке наших войск, стоявших в долине реки Панджшер, — эта группировка состояла из отдельных рот, выделенных от нескольких подразделений.

— Какими были задачи вашего подразделения?

— Мы стояли в охране баграмского аэродрома. В батарее было четыре 122-мм гаубицы Д-30. И днем и ночью было организовано постоянное дежурство. Мы спали в палатке, обнесенной земляным валом и ящиками от 122-мм гаубичных снарядов, наполненными песком. Верх палатки был полностью открытым, весь был пробит пулями, напоминая решето.

Наш 11-й пост называли «постом смертников» — за год и 8 месяцев моей службы там погибло 11 солдат. Все они погибли по той причине, что ночью не выдерживали и закуривали сигарету, — по нам работали снайперы душманов. Пост стоял в отдалении на возвышенности и представлял собой офицерский бункер и нашу обнесенную землей палатку, неподалеку в своих окопах стояли гаубицы. По периметру на удалении в 400 метров пост был обнесен колючей проволокой и сигнальными минами.

Рядом стоял кишлак, доставлявший нам огромные проблемы. Душманы приходили туда как к себе домой, и неважно — жил душман в этом кишлаке или в соседнем, но он находился у себя дома и мог требовать от мирных жителей все, что ему было необходимо. Хотя почти мгновенно наши офицеры узнавали о том, что в том или ином кишлаке был заход «духов», что они пришли и забрали овец, одежду или что-либо еще, — информация приходила всегда, разведка работала неплохо. Неподалеку от нас стоял Цурандой, и от наших союзников часто приходила полезная информация.

Кроме задач по охранению, мы часто выходили на боевые. За все время я 24 раза выходил на задания, изъездив весь Афганистан, побывал во многих городах, повидал очень многое. В боевых действиях вместе с нами часто участвовала афганская армия — они шли одной колонной с нами и не прятались за спинами, подрывы на минах и потери были очень частыми и у них. Техника у них была старая — танки в основном Т-34, Т-62 у них был в диковину, бээрдэмы с двигателями от «ГАЗ-66», у нас в то время уже широко использовались бэтээры-«восьмидесятки».

Впереди колонны обычно шел танк — тральщик, очищавший дорогу от мин. Танкисты у нас служили в среднем по 3–4 месяца, после чего их комиссовали — постоянные контузии выбивали ребят из строя, 2–3 разрыва мины под тралом — и человек уже практически глухой.