Максим Северин - Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта

— Какие боевые задачи обычно ставили перед вами?

— Нам обычно говорили, что главное — это чтобы не было вторжений противника извне. Ведь днем на тебя мило смотрели и радушно улыбались, а ночью эти же люди могли и подложить мину, и стрельнуть в тебя — это все было.

Были задачи по охранению Кундузского аэродрома. Довольно часто сопровождали транспортные колонны, кроме того, занимались сопровождением пехотинцев, артдивизионов. Когда разведка доносила об обнаружении «духов» в каком-то районе, то мы выходили на задания, при передвижении обязательным было сопровождение войсковых колонн, потому что обстрелы в горах бывали и днем и ночью.

Фару инфракрасной подсветки «Луна» моей «шестьдесятдвойки» душманы однажды прострелили сразу в двух местах. Один раз противотанковая граната попала в каток, кумулятивная струя прожгла его насквозь, но серьезных повреждений танку не причинила.

Однажды в Гердабе в танк кинули химическую гранату. Мы с десантниками тогда стояли в горах в охранении. Как только чуть-чуть стемнело, я поднял защиту трансмиссии, чтобы очистить все от пыли, граната попала прямо на трансмиссию, но я успел ее быстро выкинуть. Потом провели зачистку и нашли двух «духов», которые прятались неподалеку, как в песне: «за каждым кирпичом сидит душман».

Сержант по имени Николай из 5-й танковой роты и командир танкового взвода ехали на бэтээре в отпуск, попавшая в БТР граната сразу убила старлея, а Коля остался инвалидом. У нас был лейтенант по фамилии Чайка, пришедший в Афган сразу после военного училища, здоровый парень, только женился, он был командиром 3-го танкового взвода. Отправившись на машине за водой, он попал под обстрел, грузовик перевернулся, лейтенант погиб. Небоевых потерь в нашей части не было.

Запомнился приятный момент: когда мы стояли у Шархан-Порта на границе с СССР, то видели на том берегу реки наших ребят-пограничников, мы перекрикивались тогда через речку.

— Ночные обстрелы были?

— В расположении по нам ночью не стреляли, такое случалось только во время выхода на боевые задания. Обстрелов не случалось, потому что в охранении вокруг нашего гарнизона стояли пехотинцы и танкисты. К тому же точка нашей дислокации была выбрана так, что вокруг все было как на ладони, по периметру стояли поля сигнальных мин, поэтому скрытно подойти к нам и пару раз стрельнуть никто из душманов не мог.

— Мин опасались?

— Да, мин хватало. Были распространены мины, сделанные из простого ящика наподобие посылочного, который набивали тротилом и вставляли электродетонатор, между металлическими контактами укладывался кусок мешковины, и вся эта конструкция закапывалась в колею. Десятки раз техника могла проехать по контактам, пока мешковина наконец не перетиралась и не происходил взрыв.

Мой танк однажды подорвался на мине, но заряд был небольшим, и обошлось без серьезных повреждений.

— Во время выходов на боевые часто приходилось использовать танковое орудие?

— Был редкий случай, когда стрелять не приходилось. А обычно, когда едешь, сопровождая кого-то, и по сопровождаемым машинам отрыт огонь, то тут, как говорится: «броня крепка, и танки наши быстры» — наводчик повернул башню, навел орудие и пару раз бабахнул в ответную, и наступала тишина, потому что Т-62 — это не «тридцатьчетверка», калибр пушки 115 миллиметров: если выстрелить из нее осколочным, то не завидовал бы я противнику, попавшему под ее огонь.

Кроме осколочных, бывало, стреляли бронебойными и кумулятивными снарядами. Особенно эффективными были такие снаряды при расчистке каменных завалов на дорогах.

На некоторых танках, в том числе и на моем, стоял специальный противоминный трал, с помощью которого было еще и очень удобно окапывать танк при постановке в охранение — рыть окоп вручную в пустыне очень тяжело: ты выкидываешь лопату песка, а две лопаты ссыпаются обратно, — а с большой «лопаткой» на танке надо было два раза проехать туда-сюда и лишь немного потом доработать, и получался окоп как раз по погон башни.

При выходе на боевые танк загружался полным комплектом боеприпасов — 40 артвыстрелов. На нашей машине еще стоял крупнокалиберный ДШК, боекомплект к нему тоже перевозился внутри танка, ручные гранаты с собой тоже брали. На своем танке я семь раз сопровождал наши колонны, не раз доводилось видеть врага в лицо, но вспоминать об этом не хочется даже сейчас.

— Какое ваше мнение о Т-62?

— Танк отличный. Когда привыкаешь к своей машине, то садиться за рычаги другого танка было немного неудобно, хотя машины были в принципе одинаковые, но все же было что-то не то. В горах на своих танках мы нередко ездили по валунам, машина показала себя в таких условиях хорошо, танк был надежный.

В Гороховецком учебном центре мы видели и Т-64, и Т-72, и даже новые Т-80, стоявшие под особой охраной, но даже в сравнении с этими более новыми машинами «шестьдесятдвойка» держалась очень достойно, показав высокую проходимость в песках.

Еще меня поразило, что в Афганистане была бетонная дорога, построенная советскими специалистами, на танках нам запрещали по ней ездить, но мы все же выскакивали. Так вот 40 тонн в жару едет по бетонке, от которой не откалывается ни единого кусочка. Вот это был бетон! А у себя в стране дороги построить не можем.

— Потери в технике несли?

— Конечно, несли. Мы тогда стояли возле Кундуза, и прямо на дороге подбили наш БРДМ, я тогда был старшим механиком взвода под командованием Махнева Владимира Сергеевича. Мы подцепили тросом горящий БРДМ и оттащили преграду в сторону. Железо горит хорошо, вроде бы не должно гореть, а горит, и ничем его не остановишь.

— Как приспосабливали технику для пустыни?

— Больше сами приспосабливались — в танках были противогазы, мы вырезали себе из них противопылевые очки для езды по-походному. Хотя нам и запрещали ездить по-походному, высунувшись по грудь из люка — механику и сидя на башне — командиру, мы часто игнорировали приказ и ездили именно по-походному, на свой страх и риск: вытерпеть ужасную жару внутри танка с задраенными люками было невозможно. Такая езда могла быть чревата последствиями, но, как говорится, Бог миловал.

— Как распределялись обязанности по обслуживанию танка между членами экипажа?

— Командир участвовал всегда и во всем. Всегда работал весь экипаж: если стояли на охранении какого-то объекта, то ночь делилась на всех — по два часа поровну на каждого, невзирая на звания и должности. Все отдыхали и спали и несли службу одинаково, никаких привилегий ни для кого не было.

Так же было и с едой — сухпаек выдавался всем одинаковый, офицеры ели вместе с нами. Вода там была очень поганая, приходилось набирать в емкость воду и засыпать туда побольше марганцовки, чтобы вода становилась чуть ли не черного цвета. Потом вода немного отстаивалась, марганцовка оседала на дно, и ее можно было пить. Питьевую воду наливали в танковые ЗИПы, правда, она там становилась очень горячей, но, также после добавления марганцовки и небольшого отстаивания, она годилась для питья. В аулах и кишлаках воду редко, но брали, всякое могло быть.