Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

– Слава богу, - вздохнула Таня. - Я очень, очень беспокоилась об этом. Но раз вы говорите… Я вам верю.

– Таня, - вдруг решилась Маша. - Допустим на секунду, что его оставили. Нет-нет, я только предполагаю. Да, это очень опасно. Но город пуст. Гена работает здесь всего месяц. Его никто не знает!

Таня покачала головой:

– Его знает мой отец. Знает и ненавидит. И выдаст его при первой возможности, - Таня снова зарыдала.

– Перестань, девочка. Не нужно, - Маша ласково провела ладонью по ее волосам. - Если ты уверена, что твой отец предатель, не плакать нужно.

– А что же? - Таня достала платок, начала вытирать слезы.

– Подумай сама. Только не слишком долго. Потому что времени нам с тобой отпущено очень мало.

Человек, о котором несколько часов назад начальник РОМ рассказал Генке как об "опаснейшем преступнике, приговоренном военным трибуналом за шпионаж", сидел в подвале, в одном из домов главной улицы города. Он понимал, что в суматохе отступления его вряд ли станут искать, а если и станут, то значительных сил все равно выделить не смогут. Но, избавившись от прямой и непосредственной угрозы смерти, он не хотел рисковать даже в самой малой степени. "Береженого и бог бережет", - повторял он про себя, изредка выглядывая в грязное подвальное окошко. Он видел, как уходили горожане, увидел и последний ЗИС-5, на котором промчалась команда саперов. Их военную профессию он определил по нескольким ящикам тола и моткам бикфордова шнура, который висел у двух красноармейцев через плечо. Улица опустела. И тогда, переждав для верности еще полчаса, он выбрался из подвала и уверенно зашагал в сторону городского рынка. Нужный ему дом находился там.

Он поднялся по скрипучей деревянной лестнице и в полутьме крыльца с удовольствием отыскал глазами блестящую черную вывеску с золотыми буквами: "Врач Попов А. А. Прием больных ежедневно, кроме воскресенья, с 11 до 18".

Дверь открыл сам доктор - маленький, щупленький человек с тщательно подстриженной щеточкой усов под горбатым носом. В руке доктор держал веник.

– Простите! - Он подслеповато посмотрел на неожиданного посетителя. - Приема нет.

– Алексей Александрович?

– Да. А вы, простите?

– Я Мелентьев Виктор Ильич. У меня, вероятно, воспаление среднего уха, страшная резь.

Попов всмотрелся в лицо Мелентьева и отошел в сторону:

– Пройдите.

Они вошли в кабинет. Это был обычный докторский кабинет с неизбежным зеркалом над диваном, белым шкафчиком с хирургическим инструментом и картиной в простенке: розовощекая Диана похищала бледного и худосочного Эндимиона.

– Хорошая картина, - заметил Мелентьев.

– Дрянь, - сказал Попов. - Плохая копия. Какими судьбами, коллега?

– Неисповедимыми. Пять часов назад я находился в камере смертников, нас везли для исполнения приговора. Вы что, не оповещены о моем провале?

– Оповещен. Но не мог же я пристрелить вас прямо на пороге своего дома? Тихо! - Он повел дулом пистолета. - Сядьте. Каким образом вы здесь? И сколько чекистов снаружи?

Мелентьев вздохнул и покачал головой:

– У вас профессиональный психоз, коллега. Если я не выдал вас на следствии, какой мне резон это делать теперь? И о каких, собственно, чекистах вы изволите толковать? В городе вот-вот появятся немцы!

Попов опустил пистолет, тыльной стороной ладони вытер пот, обильно выступивший на лбу:

– Вы правы. У меня просто сдают нервы. Простите меня.

– Пустое. Какие у вас планы, доктор?

– Будем работать. Подумайте о форме легализации, о прикрытии. Несколько дней можете прожить у меня. В суматохе это незаметно.

Мелентьев улыбнулся:

– Если я правильно понял, работать мы будем отнюдь не на немцев?

– Вы правильно поняли.

– Забавно. - Мелентьев рассмеялся. - Советы хотели меня шлепнуть, а я буду им помогать? Я - дворянин, белый офицер, идейный борец?

– Что поделаешь! - Доктор пожал плечами: - Вы интеллигентный человек. Вы же знаете: в политике вчерашний враг - лучший друг сегодня. Мы, англичане, всегда это понимали лучше других.

– Так вы… - протянул Мелентьев. - Теперь понятно.

– Ну и слава богу, - улыбнулся доктор. - Куда вы? Выходить небезопасно.

– Вместе со мной бежал Семен Бойко, бандит, - сказал Мелентьев. - Судя по всему, теперь он займет значительное положение. Контакт с ним пригодится нам с вами.

– По-моему, это неразумно, - заметил Попов. - Впрочем, он все равно вас знает. Хорошо. Можете встретиться. Если почувствуете, что он опасен, ликвидируйте. Вы спаслись вдвоем?

– Была еще одна женщина. Но она не в счет. Так… Пустая бабенка.

– Когда у вас встреча с Бойко? И где?

– У него дома. Через полчаса.

– Возьмите, - Попов передал Мелентьеву пистолет. - Успеха вам.

Семен Бойко и Клавдия Боровкова - "пустая бабенка", как назвал ее Мелентьев, отсиживались в квартире, которую жильцы оставили совсем недавно: на кухонной плите еще попыхивал паром горячий чайник.

Бойко выжидал, пока последние беженцы и последние красноармейцы покинут улицу.

Он выглянул в окно:

– Все. Можем двигаться.

Взяв автомат, он надел серый макинтош начальника конвоя - на груди багровой кляксой расплылось пятно крови.

Шли, прижимаясь к стенам домов. Прятаться было не от кого, но въевшаяся в плоть и кровь привычка "зека" "не маячить" делала свое дело и помимо воли заставляла идти крадучись…

Семен шел впереди. Длинный макинтош заплетался у него в ногах, мешал, и Семен каждую минуту раздраженно отбрасывал то правую, то левую полу.

– Ты сними его, - посоветовала Клавдия.

– Ну и дура, - сказал он злобно. - В такой одеже я неприметен, пойми, если ума нет.

– Как знаешь, - кивнула она с тупой покорностью. - Я же как лучше хотела.

Он оглянулся:

– Все спросить тебя хотел - ты чего натворила? За что тебя к стенке-то?

– За глупость, - она поежилась. - Мужик мой сидит. За кражу. Ну, тесть приперся, выпили. День воскресный, пошли за солеными огурцами на базар. А там ко мне мильтон привязался, начал в отделение тащить. Ну, я и выступила с речью. Немцы, говорю, придут - они вам кишки выпустят. Ну и всяко-разно. Толпа собралась. Меня в НКВД. И привет.

– Ясно. Ну, радуйся, Клаша. Просьбу твою о немцах, считай, судьба удовлетворила, - Семен остановился у парадного схода красивого четырехэтажного дома, окинул взглядом окна. Кое-где видны были цветы в горшках. В верхнем окне справа ветер трепал зеленые бархатные портьеры. Семен поддел ногой детское пальто, которое валялось на пороге подъезда, и сказал, повернувшись к Клавдии:

– Квартира богатая, зайдем.

Она поняла, зачем он зовет ее, и сказала просительно:

– Так ведь полчаса назад уже… заходили, Сеня. Может, хватит?

– Цыц! - прикрикнул он. - Два месяца без бабы. Понимать должна! - Он шагнул через порог, поправляя на ходу автомат, и вдруг остановился в раздумье: - Ладно. Сначала родных навестим.