Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

Коля вызвал Маруську и дал ей прочитать послание Савельевой.

– Тут может быть прямая связь с рассказом Травкина. - Маруська все же не удержалась и передала Коле содержание травкинского "сна".

– Седой? - не удивился Коля. - Все может быть. Пока мы гадаем на кофейной гуще. Завод на участке Травкина, если я не ошибаюсь?

Маруська сняла трубку циркулярного телефона.

– Милиция, тринадцать, - сказала она. - Дежурный? Аношкин? Разве ты, мил друг, еще не на губе? Ах, мест нет. Ну, ладно, подождем, пока будут. А это говорит твоя крестная. Кондакова. Простить? Ничего, ты пострадай, а там видно будет. Травкина давай. - Маруська прикрыла ладонью мембрану: - Я тебе говорила про этого Аношкина? Наполеон Полубонапарт, а не дежурный. Алё, Травкин? Кондакова. Ты Савельеву с "Точмехприбора" знаешь? Знает, - повернулась она к Коле.

– Скажи ему, пусть ждет около отделения, мы за ним сейчас заедем, - попросил Коля.

"Форд" поставили неподалеку от проходной. Прогудел гудок, из ворот хлынуло множество людей. У трамвая началась толчея.

– Вот она, - сказал Травкин.

Трамвайные пути пересекала красивая высокая женщина лет тридцати. В руке она несла хозяйственную сумку.

– Давай за ней, только близко не подъезжай, пока не скажу, - приказал Коля шоферу. - Ты откуда ее знаешь? - спросил он у Травкина.

– А она приходила к нам в бригадмил поступать, - сообщил Травкин. - Ко мне лично просилась. Я не взял.

– Почему? - спросила Маруська. - Женщина в милиции, как известно, - большой плюс! Ты допустил ошибку, товарищ Травкин!

– Может быть, - вздохнул Травкин. - Только я подумал: она слишком видная, красивая, что ли. Отвлекать будет.

– Темнишь ты что-то, - улыбнулась Маруська. - А ну говори, как на духу!

– Все, как есть, сказал. Не приглянулась она мне.

Савельева свернула в переулок.

– Давай! - сказал Коля водителю. "Форд" поравнялся с женщиной. Коля распахнул дверцу. - Садитесь.

Савельева в испуге шарахнулась, но Коля выскочил из машины, удержал ее за руку:

– Я Кондратьев. Вы мне писали, так?

– Так, - она сразу успокоилась, кокетливо улыбнулась. - Мне на заднее? - Села, начала охорашиваться. - А кто эти граждане?

– Ну, уж меня-то вы знаете, - вспыхнул Травкин.

– Ах, это вы… Не взяли меня тогда. Я на вас в большой обиде.

– Забудьте обиду, - вмешался Коля. - Скажите, кого вы боитесь?

– Седого, - сказала Савельева тихо.

– Я так и чувствовала! - не выдержала Маруська. - Давай, касатка, не томи, говори! Где он сейчас?

– В Ленинграде.

– Вы не путаете? - спросил Коля.

– Я не путаю, - сказала она сухо. - Седой был моим… кавалером. Веселый, денег всегда много. Танцевал со мной. В "Асторию" водил, в "Европейскую". А я, дура, даже думать не думала, откуда у него деньги. Любила я его, - она заплакала. - Черные мысли все время гнала. Он мне твердил: "Сегодня жив, а завтра - жил". А я, идиотка, не понимала. - Она вытерла глаза и продолжала: - Когда он сел, меня свидетелем вызывали. Я все тогда про него узнала, все!

– Выходит, не сон мне приснился, - вдруг сказал Травкин.

– А я замуж вышла, любовь у меня, - зарыдала Савельева. - Он же меня и мужа моего не задумываясь прирежет! Спасите меня, товарищ Кондратьев. Только вы можете, я верю!

– Что вы знаете про Соловьева? - спросил Коля.

– Извините. - Она перестала плакать. - Я все о своем да о своем. А у вас тоже дело. Я ничего не знаю, ничего! Но только видала я! Дней несколько тому иду я по Кронверкскому, вижу, около "Великана" Соловьев стоит. Я обрадовалась. А к нему Седой подходит. Я, верите, словно лбом на столб налетела.

– Н-да, - вздохнул Травкин. - Воображаю себе.

– Я чуть не скончалась в одночасье! - Савельева прижала к груди сжатые кулачки и продолжала шепотом: - Я так бежала, так бежала, товарищ Кондратьев.

– Они разговаривали?

– Нет, - Савельева задумалась. - Вроде бы нет. Помнится мне, когда они друг против друга мимо проходили - приостановились на секундочку. А вот говорили или нет… Не до того мне было. - Она просительно посмотрела на Колю: - Вы мне поможете?

– Притормози. - Коля открыл дверцу. - Вон там ваш дом, вам пора выходить. Ни о чем не беспокойтесь, в ближайшие дни я с вами увижусь. До свидания.

– Таким же романтическим способом? - Она кокетливо улыбнулась.

– Таким же романтическим, - Коля налег на "т". - До встречи.

Савельева ушла. Все долго молчали.

– Я понимаю, Травкин, почему ты ее не взял в бригаду содействия, - сказала Маруська.

– Выстраивается такая цепочка, - Коля оглядел всех. - Родькин, Соловьев, Седой. И ведет эта цепочка к Слайковскому. Только, сдается мне, есть у нее лишние звенья.

– Фиг его знает, - сказал Травкин. - Обратите внимание: где постоянно ходил Слайковский? Возле "Каира". А где его убили? Тоже возле "Каира", будь он неладен! А я где Седого видал? То-то и оно.

– Да ни о чем это пока не говорит! - в сердцах сказала Маруська. - Догадки одни, фантазии. Эдак, черт его знает до чего договориться можно. Дофантазироваться.

– И сроки, сроки поджимают, - вздохнул Коля. - И начальство на голову село. Ты вот, Травкин, не любишь небось, когда начальство на голову садится?

– Люблю, - засмеялся Травкин. - Это знаете, как приятно?

– Да ну тебя, - махнул рукой Коля. - Я, наверное, в твоем возрасте уже потеряю чувство юмора.

Утром, едва успел Коля войти в свои кабинет, тренькнул внутренний телефон: вызывал Кузьмичев. "Дело возьмите с собой", - сказал он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Встретил он Колю традиционно:

– Садись, кури.

– Спасибо, не курю, - как всегда, ответил Коля, и Кузьмичев тоже, как всегда, сказал:

– Извини, все время забываю. - И, взглянув на Колю холодными глазами, спросил: - Ну-тес… Чего же мы ждем?

– Прошу уточнить вопрос, - так же холодно отозвался Коля. Он понимал, что прет на рожон, но совладать с собой уже не мог.

Кузьмнчев почувствовал это:

– Мы должны иметь крепкие нервы, Кондратьев, - поучающе сказал он. - Разве с Родькиным что-нибудь неясно? Я звонил прокурору, он уже назначил следователя, который будет вести это дело. Товарищ опытный, авторитетный.

– Кто именно, если не секрет?

– Таланкин. Экстра-класс!

Следователь прокуратуры Таланкин два года назад уволился из ОБХСС по состоянию здоровья и теперь работал в прокуратуре. В свое время он был правой рукой Фомичева и помогал тому во всех авантюрах, связанных с "молниеносными" раскрытиями преступлений. Это был ловкий и умелый показушник, и то, что дело собирались поручить именно ему, говорило о многом.

– По делу Родькина почти нет объективных доказательств, - спокойно сказал Коля. - Таланкин… не талант, сами знаете. Вляпается и нас с вами вляпает. С кого потом спросят, на кого свалят? - Коля решил схитрить.

– Ну, ты мне мозги не вкручивай, - добродушно сказал Кузьмичев. Как все малоинтеллигентные, в чем-то ущербные люди, он раз и навсегда усвоил и неукоснительно применял "руководящий" жаргон. - Родькин признался, и это все. Все, Кондратьев!