Георгий Савицкий - «Мессер» – меч небесный. Из Люфтваффе в штрафбат

…В последнее время в Сталинграде было введено чрезвычайное военно-полевое законодательство, предусматривавшее самую тяжкую кару за любой проступок. Мародеров предписывалось расстреливать в 24 часа. Были введены офицерские патрули, и рыскавшие полевые жандармы с металлическими бляхами на груди имели приказ принимать самые беспощадные меры. В результате этого не одна сотня немецких солдат, не устоявшая перед обрушившимися на них бедствиями, погибла под немецкими же пулями…» [71] Цитируется по книге: Сталинград: К 60-летию сражения на Волге. Сб. М.: Воениздат, 2002. . Так писал в книге воспоминаний «Stalingrad und die vertanworung des soldatn» офицер-штабист VIII Армейского корпуса Шестой армии Иоахим Видер.

Герман Вольф и Старик рыскали теперь, словно серые волки, высматривая дезертиров. Расстреливали на месте паникеров и зачинщиков беспорядков. Врывались в госпитали, бесцеремонно тащили умирающих уже людей на передовую — под пули русских. Они просто обезумели и просто хотели выжить в этом ледяном аду Сталинградского «котла».

Уже не один немецкий солдат сыпал им предсмертные проклятия и оставался лежать на багровом снегу с табличкой: «Feigling» — «трус». Это была их работа — убивать, чтобы страх заставлял живых жертвовать своей жизнью. Очевидная бессмыслица в тех условиях, в которых оказались немецкие солдаты в Сталинграде. Но Герман и Старик старались делать эту работу хорошо. Они наводили ужас на дезертиров и паникеров, на них не действовали ни мольбы о пощаде, ни уговоры, ни проклятия.

Солдат фельджандармерии презрительно называли «Похитителями героев», и они действительно, словно демоны, похищали живые души для кровавого и страшного жертвоприношения.

В один из ненастных и пасмурных дней они все так же вдвоем ворвались в полевой лазарет. Они нашли этот подвал по штабелю вмерзших в снег мертвых тел. Выгребная яма рядом с входным проемом была доверху наполнена обмороженными, с отставшей заскорузлой кожей, ампутированными руками и ногами, почерневшими от гангрены и воспаления.

Среди солдат Шестой армии свирепствовал тиф. Определяли смертоносную болезнь очень просто. Надавливали больному на щеку, и если покраснение от надавливания не проходило, такого бедолагу просто относили в сторону, к таким же обреченным на медленную и мучительную смерть.

Среди стонущих, раненых и обмороженных, гниющих в собственном гное и нечистотах солдат мелькнуло знакомое свинообразное лицо.

Герман Вольф, придерживая ремень своего ППШ, рванулся в дальний, полутемный угол лазарета. Врач что-то протестующе крикнул — что-то там о стерильности. Но Вольф его уже не слушал, он волок за шкирку упирающегося обер-фельдфебеля Гвидо Кноппа.

— А, старый знакомый! — приветливо оскалился Старик, снимая с плеча автомат. — Веди его сюда, Герман.

— Герр обер-фельдфебель, у нас предписание полевой жандармерии задерживать и направлять на передовую всех дезертиров или ограниченно годных по состоянию здоровья. В случае неповиновения — расстреливать на месте по законам военного времени. Ответьте, на каком основании вы находитесь в госпитале?

— Я, это… Болен! Ранен…

— Предъявите справку за подписью начальника лазарета.

— А… А у меня нет…

К троице вышел гауптман медицинской службы. Он окинул троицу усталым взглядом. Бляхи всесильной полевой жандармерии не произвели на него никакого эффекта. Слишком много он видел страданий за последние ледяные и жуткие месяцы.

— Послушайте, господа, дайте людям хотя бы умереть спокойно!

— Скажите, герр доктор, сколько этот обер-фельдфебель находится в госпитале?

— К нам он прибился еще в середине октября, легкая контузия, да так и остался. Потом санитаром работал.

— Ага… Извините, герр доктор, мы вам больше не помешаем, а его мы забираем.

Два полевых жандарма отволокли упирающегося обер-фельдфебеля Гвидо Кноппа. Завернув в развалины, Герман и Старик бросили его прямо на мерзлую землю. Следом полетела саперная лопатка. Герман лязгнул затвором пистолета-пулемета:

— Помнишь, как ты изводил нас рытьем окопов. Теперь копай себе могилу, скотина!

— Нет!..

— Копай, ублюдок!!! Ты — трус и предатель. Пока мы проливали кровь на передовой, кормили вшей и под смертью ходили, ты, гнида, тут раненых объедал!

Трясущимися руками Гвидо Кнопп подобрал столь «любимый» им шанцевый инструмент. Лезвие лопаты с глухим скрежетом вгрызлось в промерзлую сталинградскую землю. Пока свинообразный обер-фельдфебель копал себе могилу, оба бывших его подчиненных курили добытые у Кноппа папиросы.

Приговоренный обер-фельдфебель пыхтел, отдувался, с него градом катил пот, несмотря на двадцатиградусный мороз, но яма постепенно углублялась. Он с остервенением скреб мерзлую землю раскладной саперной лопаткой.

— Ну, докопал, сволочь?.. — лениво поинтересовался Старик.

— Хреновая же у тебя получилась могила, мог бы и постараться для себя, — усмехнулся Герман Вольф и дал короткую, в три патрона, очередь.

Обер-фельдфебеля Гвидо Кноппа отбросило на дно собственноручно вырытой могилы, из дырок на шинели плеснула тонкими струйками темная кровь.

Его тело наспех забросали мерзлой землей.

Одной из задач полевой жандармерии стало обеспечение порядка на сталинградском аэродроме Питомник. Через этот аэродром, а также с авиабазы Гумрак осуществлялось снабжение Шестой армии фельдмаршала Паулюса по воздуху.

Со временем на этой авиабазе вырос целый подземный городок: блиндажи, землянки, склады были соединены траншеями и крытыми переходами. Над заснеженной поверхностью только вились дымки буржуек.

Командующий Люфтваффе Герман Геринг хвастливо заявил, что сможет перебросить «воздушный мост» к осажденной в Сталинграде группировке. Но задание это оказалось просто невыполнимым.

В сутки минимальная потребность войск Шестой армии в осажденном Сталинграде составляла триста тонн груза, из них 300 кубических метров горючего и тридцать тонн вооружения и боеприпасов. Через три дня командование Шестой армией Вермахта запросило еще дополнительно муки, хлеба и других продуктов.

Но никогда за время существования «воздушного моста» такое количество грузов за сутки перебросить не удавалось.

Лишь 30 ноября благодаря помощи бомбардировщиков «Хейнкель-111», использующихся теперь как транспортные машины, было доставлено сто тонн необходимых припасов. Но это была лишь только треть от обещанного лично Герингом объема грузов и лишь пятая часть того минимума, который требовала армия.

Однако даже среди этого, сверхценного для окруженных, голодающих и замерзающих насмерть солдат груза попадались совершенно ненужные вещи.