Василий Веденеев - Человек с чужим прошлым

Перед глазами у Дымши поплыли радужные круги, горло словно перехватило жесткой рукой. Так ему не доставалось уже давно.

Немного отдышавшись, он осторожно приоткрыл глаза: Тараканов сидел в стороне, отвинчивая крышку у фляжки с коньяком. Дымша поднялся, вынул из кармана нож. Щелкнула пружина, выбросив остро отточенное лезвие, тускло блеснувшее в слабом свете рождающегося дня.

— Я зроблю з вас пиль! — прошипел он, делая шаг к Тараканову.

Глаза у того потемнели.

— Тебе что, мало? — угрюмо поинтересовался он, отложив фляжку.

Дымша, не отвечая, прыгнул на него, целясь ножом под ребра, чтобы, ударив, провернуть клинок в ране — и конец! О последствиях он уже не думал — затоптать этого россиянского босяка без роду и племени, заставить лизать сапоги, убить, разодрать на части!

Тараканов едва успел перехватить руку Алоиза с ножом, и они покатились по земле, сипя от натуги…

Когда Дымша пришел в себя, то увидел серое, низкое небо с медленно плывущими по нему дождевыми облаками. Свет заслонило лицо Тараканова, в губы ткнулось горлышко фляги. Дымша жадно глотнул спиртное, закашлявшись, сел. Все тело болело, ломило отбитую поясницу, плохо слушалась вывернутая правая рука.

— Ну, как вы? — спросил поддерживавший его под спину Тараканов.

— Дайте еще, — Алоиз кряхтя и стеная потянулся к фляге.

— Будет! — отвел его руку Владимир Иванович. — Не то опять впадете в бешенство.

Дымша сел, ощупывая лицо — оно было цело, если не считать ссадины около уха. Видно, содрал кожу о сучок, когда боролись на земле.

— Где вас так научили драться? — поляк полез за сигаретами, закурил. — Слава Деве Марии, что мы оба живы. Даже не разбили мне физиономию. Спасибо.

— Не хватало еще, чтобы выясняли, почему мы подрались, — хмыкнул Тараканов. — Или хотите сами доложить Ругге, что не подали сигнала тревоги при появлении русских?

— Зачем же? — быстро ответил Дымша. — Мы оба в одной лодке и ни к чему ее раскачивать. А насчет сигнала… Я слишком перебрал вчера, а вы меня оскорбили!

— Конечно, вернувшись, я должен был лобзать вас в зад за то, что чуть было не отправился на тот свет или в гости к энкаведэ. Впрочем, это равносильно.

— Помогите встать, — попросил Дымша.

— А вы опять полезете в драку?

— Хватит уже, — вполне искренне признал Алоиз. — Пора возвращаться. И… я могу на вас надеяться?

— Можете, — буркнул Тараканов, подавая ему руку. — Ну вас к дьяволу, Дымша! Идите впереди. Мне надоело от вас отбиваться. Хоть бы извинились.

Дымша, не отвечая, собрал разбросанные по полянке вещи и, прихрамывая на когда-то раневую ногу, пошел к замку. Сзади, хлюпая носом, тяжело шагал Тараканов.

Мысли в голове у пана Алоиза теснились невеселые. Ему очень не нравилось умение Тараканова драться — ну где его могли так распрекрасно обучить? От Бога такие вещи не даются — это Дымша знал по собственному опыту. И не донесет ли он? Дернул же черт сегодня рискнуть. Показалось, что это шанс, да, к несчастью, только показалось. Как быть теперь: подождать другого случая, или самому, не дожидаясь разворота событий, пойти к Ругге и поделиться сомнениями, сдав со всеми потрохами милого Владимира Ивановича: что он ему в конце-то концов родственник?..

Крепкие, с тщательно подпиленными ногтями, пальцы Ругге быстро пробежали по торцам карточек, стоявших в узком деревянном ящичке.

— По-моему, даже ящичек прежний? Не находите?

— Вы правы. Позвольте? — пан Викентий небрежно подтянул к себе картотеку. Абверовцу пришлось убрать руку; пес, лежавший у его ног, поднял голову и глухо зарычал.

— Тихо, Дар! — прикрикнул на него Ругге. — Видите, даже он считает себя хозяином картотеки.

— Но здесь только часть ее, — откликнулся быстро просматривавший материалы Марчевский. — Причем, как мне кажется, не самая лучшая.

— Не это главное. Надо попробовать, подойдет ли ключ, которым вы владеете, — довольно равнодушно сказал Ругге.

Марчевский не сумел удержаться от быстрого взгляда на него: «играет, или вправду равнодушен? А может быть, затевает очередную проверку?»

— Попробуем, — согласился он помолчав. — Прямо сейчас?

— Конечно! — Генрих показал в улыбке золотые коронки. — Зачем тянуть? Начнем хотя бы вот с этой? — он выдернул одну из карточек и положил ее перед поляком. — Попытайтесь расшифровать.

— Возможно, это уже не действующий агент, — спокойно сказал пан Викентий. — Не забудьте: нами не менялась система предупредительной сигнализации! Могли быть и индивидуальные осечки самих агентов. Все-таки, они оказались на чужой территории, а русская контрразведка имеет достаточный опыт.

— Мы это учитываем, дорогой Викентий, — снова улыбнулся немец. Он сегодня надел штатское: белую рубашку, двубортный темно-коричневый пиджак, серые брюки. И, на взгляд Марчевского, совершенно безвкусный галстук. — Какие планировались потери, на случай, подобный происшедшему?

— Имеете в виду оккупацию?

— Скажем мягче: войну, которая привела к поражению. — Ругге закурил и подвинул к Марчевскому коробку сигарет. Тот отрицательно мотнул головой.

— В лучшем случае потери должны составить не менее двадцати процентов.

— А в худшем? Кто-то же останется? Не могут же всех их, — немец похлопал крепкой ладонью по стоящему рядом массивному сейфу, — выловить русские или взять на связь англичане? К тому же им далековато добираться сюда со своего острова.

— Вы прекрасно знаете, Генрих, что для хорошо поставленной разведывательной службы не существует расстояний. А у интелидженс сервис вековой опыт и традиции. — Марчевский развел руками.

— Их традиция — совать в пасть льву чужую голову. Но с нами этот фокус не пройдет! — жестко и зло сказал Ругге. — Надеются отсидеться за Ла-Маншем? Пустяк, минуты полета авиации! Пролив не Атлантика и не Тихий океан. Я бы еще понял, если бы так себя вели американцы. Впрочем, не будем отвлекаться. Итак?

— Вы куда-то собрались? — полуутвердительно спросил Марчевский, вертя в руках карточку. — Может быть, я вас задерживаю?

— Пока нет, — буркнул Ругге, — собирался поехать по делам на пару дней: надо кое-что уточнить на местности, но машина еще не готова к дороге.

— Расстроены, что не смогли выехать в назначенное время?

— Да, расстроен, — не стал скрывать абверовец. — Расстроен потерями. Потерями своих людей, не ваших. Честно говоря, я не ожидал, что они окажутся столь велики. Иногда мне приходит в голову крамольная мысль, что наши успехи на Западе прямо пропорциональны неудачам на Востоке. Я имею в виду только чисто разведывательную работу.

— Она никогда не была простой и не обходилась без потерь, — заметил пан Викентий. — Это, надеюсь, знают в Берлине?