Василий Веденеев - Человек с чужим прошлым

Дымша и сам мог бы сделать то же самое, но предпочитал корчить из себя человека немощного, но незаменимого специалиста по интересующим Ругге обшарам, как на польский манер привык называть пан Алоиз районы, куда планировалась заброска немецкой агентуры.

Но что это? Дымша даже протер глаза, опустив бинокль, однако вновь быстро поднял его, впившись взглядом в тропинку, петлявшую по краю болота на сопредельной стороне.

Да, по ней шел наряд русских пограничников. Правда, без собаки, но парни молодые, подтянутые, и пан Алоиз хорошо знал им цену — такие служили не за страх, а за совесть. Впрочем, все русские одинаковы.

Он поднес к губам серебряную свистульку, намереваясь подать сигнал тревоги — закричит громко три раза птица, мало ли их тут, русские пограничники даже не обратят на это внимания, но движение его руки невольно замедлилось.

А вдруг это еще один шанс — шанс навсегда и вполне безболезненно избавиться от Тараканова, все больше и больше входящего в доверие к Ругге и, словно ненароком, отодвигающего его, Дымшу, на второй план?! Кто докажет, что русские не сидели в засаде, или что они не появились внезапно? А может, Тараканов сам перебежал к ним — ушел на ту сторону и больше не вернулся. Откуда Дымше знать, как развернулись события в глубине русской территории — не расскажут же об этом сами русские пограничники: у абвера не может быть среди них своих агентов, такое противоестественно, иначе они не были бы русскими пограничниками.

Немецкая погранохрана — гренцшутцены — этот участок почти не патрулирует, кроме заранее оговоренных дней и часов, чтобы русские не заподозрили недоброго, заметив их отсутствие. Так кто скажет, что было на самом деле?!

Тараканов просто так не дастся — у него есть пистолет.

Все одно — или его убьют в перестрелке, или захватят и уволокут к себе русские в зеленых фуражках. Если убьют, то сразу все, а если нет — кто же его отдаст обратно? Русская контрразведка? Черта с два!

И Дымша не донес до рта мундштук серебряной свистульки, а только плотнее прижал к глазам окуляры бинокля…

Сердце прыгнуло и упало куда-то вниз. Словно разом оборвалась важная нить, державшая его на положенном месте.

Тараканов застыл, сжимая в заледеневших от нервного напряжения и холодной болотной воды пальцах шероховатое дерево грубо вытесанной слеги. Что делать? Бежать? Но куда? Спрятаться, так где?!

Почему Дымша не подал вовремя сигнала тревоги, ослеп или… Или не сделал этого намеренно?! Хорошо, что он сам yспел заметить русских пограничников, идущих по краю болотины. Заметил, но куда деваться? Еще несколько шагов — и они тоже увидят его, клацнет затвор карабина, раздастся негромкий окрик…

Решение пришло само собой. Отступив на шаг в сторону от мелкого места, Тараканов начал погружаться в холодную болотную воду. Быстро опускаться было нельзя — услышат всплеск, но и тянуть — смерти подобно!

Противная, осклизлая от уже успевшей появиться ряски, кажущаяся какой-то жирной болотная вода начала подниматься по его телу. Затекла в сапоги, сразу ставшие странно тяжелыми и очень просторными — иначе как бы им в один момент забрать столько влаги; дошла до пояса, поползла мертвенным холодом выше, под сердце; вот она уже у горла, около губ. Да это не вода поднимается к его лицу, а сам он опускается в нее, рискуя оскользнуться, попасть в трясину, из которой уже никогда не выбраться. Просто счастье, что его прикрывает куст, широко раскинувший над водой свои ветви.

Сколько придется просидеть в вонючей жиже? Пять минут, десять, полчаса?

Шаги пограничников все ближе и ближе. Заметят? Или судьба будет сегодня благосклонна к нему, и удастся выпутаться? Ну, погоди, пан Алоиз!

Левую ногу начала сводить судорога. Боль проникла до мозга костей, отдавшись жуткой вспышкой во всем теле, багровые круги поплыли перед глазами. Тараканов невольно приоткрыл рот, искривленный гримасой боли и тут же хлебнул тухлой воды. Пришлось проглотить, протолкнуть ее вместе с криком внутрь себя, крючась и корчась от корежащей ногу судороги.

За что такие мучения, за что? Так недолго и утонуть среди чахлых кустов и редких деревьев, только пойдут пузыри да вспорхнет с соседнего куста испуганная птица.

Послать все к черту, закричать, позвать на помощь? Но тогда конец всему! Нет, терпеть, стиснуть зубы и терпеть, терпеть!

Сколько прошло времени? Кажется, уже целую вечность он сидит, опустившись по ноздри в ледяную, зловонную воду, схватывающую тело стальными обручами. Хоть бы пронесло, хоть бы не заметили, скорее ушли отсюда. Что им, нечего делать, кроме как медленно идти вдоль своей границы?

Все, не осталось сил, кажется, что весь ты, до последней жилки сведен судорогой, терзающей мышцы. Больше он не может, не может…

Краем глаза увидел спины удаляющегося пограничного наряда. Заставил себя просидеть в воде еще несколько минут и только потом медленно поднялся, опираясь на слегу. Вода расступалась неохотно, стекая с него ручьями и звонко капая с намокшего маскировочного костюма.

Ухватившись рукой за ветви куста, он постоял, жадно дыша полной грудью и раздумывая: пойти обратно или двигаться вперед?

Решившись, выбрался на берег, бросил слегу в кусты и, пригибаясь, побежал к темневшей роще. Найдя густую заросль кустов, забрался в них, нетерпеливо разорвал завязки маскировочной куртки, скинул ее, потом стянул сапоги и вылил из них воду. Оставшись в одном белье, отжал верхнюю одежду, потом шерстяную фуфайку. Поднес к уху наручные часы — как ни странно, они еще шли.

Натянул на себя влажную одежду и направился дальше, пытаясь согреться быстрой ходьбой. Вскоре от его плеч пошел легкий парок. Выглянувшее солнце начало припекать, но все равно непросохшая одежда была тяжела и неприятно облепляла тело.

Вскоре он вышел на сухое место, заросшее чахлым ельником. Чутко прислушался — только ветер шумел в кронах деревьев, да где-то далеко стучал дятел по сухой лесине. Стоять на ветру не хотелось — можно вконец застудиться, и Тараканов забрался в гущу ельника. Приложив руки ко рту, крикнул, громко и протяжно, подражая крику выпи. Раз, другой, третий…

Снова прислушался. Справа раздался шорох. Владимир Иванович присел и выхватил парабеллум. Тяжесть оружия в руке придала спокойствия, уверенности в себе, потерянной за время страшного сидения в болотной жиже — поведя длинным стволом, он на слух безошибочно определил место, откуда раздался шорох.

Раздвинув руками еловые лапы, на полянку выбрался средних лет человек в длинном брезентовом плаще, темно-синей кепке и охотничьих сапогах. Он остановился, повертел головой, словно кого-то высматривая.

Тараканов, не убирая оружия, тихонько окликнул его: