Андрей Орлов - Черный штрафбат

— Это ты, Алеша…

— Это я, Ириша…

Стальная тяжесть сплющила внутренности. Почему? Они стояли напротив друг друга. Она — такая красивая, с глазками, подведенными неведомо как добытой на фронте тушью, с золотистыми кудряшками, кокетливо выглядывающими из-под пилотки. И он — грязный, пыльный, небритый, бледный, без знаков различия на полевой форме…

— Господи, Алеша…

Она покрывалась смертельной бледностью — словно видела его лежащим в гробу, а не живым и относительно здоровым.

Он подошел поближе, она напряглась, втянула голову в плечи, снова глянула в сторону. Он протянул руку, она поколебалась и дала свою. Ее кожа была прохладная, и сама она, похоже, покрывалась мурашками.

— Ты как, Ириша? — Слова выдавливались с мучительным трудом. — Почему не писала?… Я ждал твоего письма…

— Ты живой, слава богу, — пробормотала она. — Господи, не могу поверить… — Она быстро заморгала глазами. — Прости, что не писала, Алеша… В сорок втором поступила на курсы радистов, проучилась четыре месяца, жизнь завертела… В сорок третьем надела военную форму, работала в радиоотделе при штабе Степного фронта… Потом сюда перевели — на Первый Украинский… Тружусь в шифровальном отделе полка — все хорошо у меня, Алешенька, ты не думай, не пускают меня близко на передовую…

Она волновалась, кусала губы, а он не мог на нее насмотреться, не отпускал холодеющую руку, чувствовал, как зреет в груди безбрежная тоска.

— А ты… Ты почему такой?

Он понял, что она имеет в виду, усмехнулся что было сил.

— Временное явление, Ириша. Штрафная рота — ты должна про нее, в силу служебных обязанностей, знать.

— Я знаю про нее, Алешенька, вот только не знала, что ты в ней… Господи, — повторила она в третий раз, — да за что же тебя в нее?

Пообщаться не дали. Подошел офицер в звании капитана с тлеющим окурком. Высокий, статный, с залихватски закрученным казачьим чубом под козырьком сдвинутой на затылок фуражки. Подозрительно оглядел солдата в штрафном облачении, насупился.

— Это мой сокурсник, Сережа… — быстро затараторила Иринка. — Я рассказывала тебе, что училась в Новосибирске… Он тоже со мной учился… Не виделись три года, и вот…

Офицер недоверчиво хмыкнул. Не понравился ему этот рваный угрюмый солдат. Хотя и не конкурент тот ему был — такому элегантному красавцу, одетому по «последней» военной моде.

— Ну-ну, — усмехнулся капитан. — Наговорились уже, Ирина Владимировна? Догоняйте свою часть, солдат, — и приобнял смертельно бледную Иринку, не расставаясь с окурком, — как свою собственность, развернул, повел к машине.

А Зорин стоял на обочине — оплеванный, разбитый, подавленный, трясущийся от обиды и разочарования. Иринка выглядывала из-за плеча офицера, а тот заслонял ее своей широкой грудью, начал что-то говорить — нарочито громко, неестественно — вроде как по делу. Сообразил ведь, что неладное происходит, долбаный военно-полевой муж…

Он не помнил, как догнал своих ребят, его о чем-то спрашивали, хихикал Фикус, а он не говорил ни слова, просто не мог говорить. Мир померк, и даже те немногие краски, что еще оставались, стали окончательно размытыми, бледными. Единственное, что помнил он явственно, как мимо промчался «газик» на запасном колесе, обдав колонну штрафников столбом пыли. Офицер заслонил спиной Иринку, он толком ее и не увидел. А ведь даже адрес полевой почты не спросил…

«Впрочем, какой еще адрес? — сообразил он немного позднее. И почувствовал, как ревнивая злоба вытесняет тоску. В одном соединении служим — по крайней мере, пока. Неужели не найдет в не таком уж обширном контингенте нужного человека? Или не разведчик он уже? Ладно, посмотрим, кто кого, — думал Зорин. — Не впервые квасить морды офицерские, разберемся, что за фрукт такой…»

Приближение самолетов конечно же проморгали. Два «хенкеля» стремительно вынырнули из-за леса и устремились, теряя высоту, навстречу колонне. Как снег на голову! Казалось, летели прямо на штрафников. Совсем близко — он видел неподвижное лицо пилота в огромных очках.

— Воздух! — сорванным голосом крикнул кто-то, когда уже и без слов все было понятно.

— Рота, в поле!!! — заорал Тучков.

Солдаты разлетались как голуби, кубарем катились с откоса, бежали в высокую траву, падали, отползали, вставали на корточки, бежали дальше. Когда трассиры понеслись навстречу дороге, штрафников там уже практически не осталось — только грузовики, пара танков, полевая кухня… Пули вспахивали проезжую часть, пыль вставала до небес! Момент для налета был выбран идеально — чистое поле, до ближайшего леса, синеющего где-то впереди, не менее километра. Снаряд из подкрыльной пушки взорвался рядом с полевой кухней. Возница успел «десантироваться» в водоотводную канаву, а лошадям не повезло, взорвались вместе с кухней (а ведь обед кому-то везли, — машинально подумал Зорин, закрывая голову руками). Разорванный фрагмент стального бака ударился о броню танка, свернул гусеницу — автоматчиков на броне уже не было, успели попрыгать. Танк завертелся посреди дороги, как подбитая муха. Две тени пробежали по полю — самолеты с крестами на фюзеляжах с ревом пронеслись низко над дорогой. Казалось, остановись они на мгновение, и можно камнем добросить…

— Рассыпаться в поле! — кричал ротный. — Всем рассредоточиться, лежать! Сейчас обратно пойдут!

Взводные дублировали приказ — в меру понимания и страха. Орали что-то слезное и призывное. Штурмовики развернулись по широкой дуге километрах в трех от места налета и понеслись обратно — практически рядом, как на параде, издевательски покачивая крыльями.

— Эх, два брата-акробата, мать их… — давясь травой, хрипел Игумнов. — Ну, держись, мужики…

Одного не учли фашистские летчики — в кузове грузовика, попавшего под обстрел, имеется спаренный зенитный пулемет. От паники первых мгновений налета уже оправились, подготовились к стрельбе, и когда штурмовики с пронзительным ревом пронеслись над головой, открыли огонь. Сноровка у стрелка была — долбил уверенно. Данный участок местности фашисты уже не обрабатывали — подались в голову колонны, где добыча представлялась интереснее — грузовики, набитые солдатами, мотоциклисты на М-72. И теперь уже на другом конце поля пыль вставала столбом, ухали взрывы, летела земля, и снаряды превращали проезжую часть в рваную стиральную доску.

И все же зенитчик добился своего! Пусть с задержкой, но достал самолет! Тяжелые пули догнали штурмовик, перебили хвост. Самолет задымил, начал болтаться из стороны в сторону. Летчик пытался удержать его от крена, но самолет без хвоста, как правило, не летает. Он качался как на качелях, отвалил в сторону, начал выделывать какие-то сложные пируэты. Выпрыгнуть с парашютом у пилота возможности не было — о землю бы разбился на такой смешной высоте. Удержать машину он тоже не мог, самолет закувыркался, рухнул на кромке леса, и густой черный дым повалил в небо.