Роман Кожухаров - Штрафники против «Тигров»

Якимов покряхтел и откашлялся.

— Оно-то привычнее… поперву, товарищ командир… — с признательной интонацией в голосе ответил он. — Для меня-то восемь лет кто в форме, непременно гражданин начальник был. А теперь вроде как и сам…

Он приостановился и пожал плечами, добавив:

— Родину вот… защищаю…

Сплюнув, Яким ощерился, показав ряд металлических зубов, таких же по виду свинцовых, как и его маленькие, глубоко утопленные в глазницы зрачки.

— Я тебе скажу одно, командир… У меня каждое слово на весу, и базар фильтровать я умею. Так что, если говорю «товарищ», значит, так оно и есть. После дела сегодняшнего можно… Потому как за спины наши штрафные ты не прятался и огнем прикрывал…

— Тут чести никакой нет, — отозвался Аникин. — Это в бою — первый закон: прикрой товарища… Ладно… — проговорил он, доставая из кармана гимнастерки припасенный окурок. — Наши никак не догоняются…

— Быстро чешут, товарищ командир. Шустрые… — весело ответил Яким, с готовностью доставая огонь для аникинской самокрутки.

Казалось, они уже должны были догнать свою группу. Но вдруг шедшие впереди будто исчезли. Растворились в зарослях. Аникин вместе с Якимом остановились, вслушиваясь в доносившиеся из чащи звуки. Никакого движения впереди.

— Куда ж они подевались? — прошептал Яким.

— Непохоже это на наших… — перемещая пулемет и беря его на изготовку, так же тихо ответил Аникин.

— Фашисты? — произнес Якимов, выставляя вперед ствол трофейного немецкого автомата.

Они притаились за стволами деревьев, ожидая, когда враг не выдержит и обнаружит себя. Впереди отчетливо треснула ветка.

— Ага… — уверенно произнес Андрей. Передернув затвор, он отчетливо и громко сказал:

— Фашисты!.. Хенде хох… Шнеле…

Несколько секунд в ответ ему только шумели листья на верхушках деревьев. Потом за одним из них снова хрустнула ветка. Яким, не выдержав, полоснул в него очередью. Две пули угодили в ствол, наискось вспоров темно-серую кору.

— Панове… блажам… не забие… панове… — вдруг жалобно заголосило женским тоненьким голосом это самое дерево.

— Что за черт?! — пробормотал Андрей. — Не стреляй, Яким. А ну, выходи, кто там прячется?..

Прошло несколько секунд, и вот от ствола отделилась фигура. Юбка, мужской пиджак, на голове платок. Та самая женщина, с хутора.

— А ну, стой! Не двигайся… Руки… Руки покажь! Вверх подымай… — говорил Яким, подтверждая свои слова указательным движением ствола автомата. Голос его звучал безжалостно сухо. Женщина от этого еще больше перепугалась. Ее поднятые руки задрожали. Побелевшие, разбитые, с запекшейся кровью губы пролепетали еще жалостнее:

— Ни вбивайте… Благаю [3] Умоляю (польск.). … Ни треба…

Аникин, держа пулемет наготове, медленно подошел к ней. Он внимательно оглядывался по сторонам. Где-то рядом могли затаиться фашисты. Похоже, они устроили погоню. А эта — наверное, проводница у них.

— Что ты тут делаешь? — стараясь не повышать голоса, спросил Аникин.

Она молчала, озираясь то на него, то на Якима расширенными, наполненными ужасом и страхом глазами. Ее аккуратный курносый носик дышал часто-часто.

— Что молчишь? Воды в рот набрала? — наседал Яким. — Отвечай, когда тебя спрашивают…

— Не треба стриляти… — снова пробормотала она. Две крупные прозрачные слезы выкатились из ее глаз. Слезы текли по ее покрытым пылью и копотью щекам, прокладывая чистые линии-дорожки.

— Мы тебя не убьем, — как можно мягче произнес Аникин. — Ты одна? Отвечай мне…

Женщина закивала головой. Платок ее сбился назад, еще больше открывая лицо. На свету она показалась еще моложе.

— Вытри сопли, — мягко, но настойчиво произнес Андрей. — А ты, Яким, обыщи ее.

Тут же закинув автомат за спину, он протянул обе руки к ее груди и вдруг покраснел, как рак, и замер.

— Ох, товарищ командир… пять лет к бабе не притрагивался… — выдохнул Яким.

— Смелее, боец! Но не увлекайся… — подзадорил его Аникин.

Якимов пошарил руками у груди, потом ниже — с боков и спины. Когда он спустился к бедрам, лицо его стало совершенно взопревшим.

— Чисто… — отступая, произнес Яким. Он кряхтел и прятал глаза, вытирая пот с лица. За все время процедуры женщина не пошевелилась. Она словно одеревенела, боясь сделать хоть одно движение.

— Не плачь… утрись чем-нибудь… — сказал Аникин.

Женщина послушно вытерла лицо, размазав остатки пыли и копоти. И слезы ее перестали течь, как по команде, хотя она то и дело всхлипывала.

— Рассказывай теперь, кто ты, как тебя звать и что ты тут делаешь. Только быстро… — четко произнес Аникин.

— Тикаю… вид гадив цих… — Женщина вдруг быстро-быстро заговорила по-польски. Глаза ее в этот момент наполнились такой злобой, что обоих солдат взяла оторопь. Не ожидали они обнаружить в этой беспомощной, зареванной крестьянке такую яростную ненависть.

— Небось ругается, товарищ командир… — вслух, полушепотом предположил Яким, невольно отступая назад на полшага.

— Как тебя зовут? — спросил ее Аникин. Она помолчала несколько секунд, словно пыталась понять, чего от нее хотят.

— Агнешка, — произнесла она и тут же показала рукавом пиджака, который был велик, в ту сторону, где остался хутор.

— Галици… галици…

Она несколько раз повторила это слово, делая ударение на первый слог.

— Черт ее знает… Что за галици ? — сплюнул Яким. — Может, полиция?

— Не… не полиция… — задумчиво выговорил Андрей. — «Галичина»?

Женщина вскинулась, будто кто-то током ее ударил. Она лихорадочно закивала головой. Новая порция ругательств полилась из ее разбитого рта. Аникин распознавал и некоторые общеславянские слова, которые не требовали перевода.

— Галици, галици… — еще быстрее стала твердить Агнешка. — Шукают партизан, тоби шукают…

Она ткнула пальцем Аникину в грудь.

— Слышь, командир, — ухмыльнулся Яким. — Она вас персональным врагом всех фашистов назначила.

— Погоди смеяться, Якимов… — тяжело выдохнул Андрей. — Дело принимает серьезный оборот. Похоже, по нашу душу пожаловали эсэсовцы из дивизии «Галичина». Слыхал про таких?

— Это еще что за гоп со смыком ? — пожимая плечами, спросил Якимов.

— Еще какой гоп… — отозвался Аникин. — Немцы дивизию из местных сколотили. Немчуру надо знать — они грязную работу не шибко выполнять любят. В перчаточках воюют. И даже в части изуверств соблюдают известную чистоплотность. Для таких, совсем уж зверских, надобностей подбирают желающих добровольцев. А те и рады стараться. Из кожи вон лезут, чтобы показать, что они достойные кандидаты в истинную арийскую расу…

Аникин повернулся к женщине.