Алексей Ивакин - Десантура-1942. В ледяном аду

– Заткнись, а? – Старшина Шамриков плюнул в снег. – Без тебя тошно.

Странно, но вот такое бывает на фронте.

Старшине было сорок два года. На фоне восемнадцатилетних мальчишек он казался стариком. А вот добился же, чтобы его зачислили в десантную бригаду. Он пришел в Монино, где проходили десантники последние свои обучения, своим ходом, прямо из госпиталя. Наплевав на патрули, на предписание, на все на свете – грея на груди письмо, переданное ему в госпиталь из рук в руки, а потому безцензурное:

«Здравствуй, папа! Наконец-то нас отправляют на фронт. Вскорости будем прыгать на головы немцам. Сейчас заканчиваем тренировки. Маме не пиши ничего. Я сам напишу. Мы сейчас в Монино. Прыгаем с парашютами. Извини за почерк. Спешу. Ты-то как? Как рука? Все, бегу, зовут. Твой сын Артем».

Когда старшина прочитал записку, то понял, что должен повидать сына. Полгода на фронте – от Гомеля до Москвы – смерть, кровь и грязь. И Артемка, глупыш, прыгает туда… В эту смерть, кровь и грязь…

Всеми правдами, под угрозой обвинения в дезертирстве, старшина Шамриков добрался до расположения десантников. И уговорил подполковника Тарасова взять его в бригаду.

Как он орал на старшину….

Перестал после одной фразы Шамрикова:

– Товарищ подполковник… Негоже, когда поперек батьки в пекло…

– Старшина, ты сам посуди… Нелегко ведь будет… – Тарасов чесал в затылке, думая, как избавиться от этого крепкого, сильного, но… Но уже не молодого старшины.

Старшина Шамриков помялся, а потом сказал:

– Вона, говорят, девки с вами идут. Нешто девки меня лучше?

– Девки моложе…

– И глупее.

– Мне, старшина, не ум нужен. А сила и выносливость.

Шамриков шмыгнул носом:

– Ну так спытай…

На всеобщее удивление Шамриков уложился во все нормативы. А по некоторым – укладка парашюта, сборка-разборка «СВТ» – даже опередил некоторых мальчишек. На вопрос, где он так сноровисто парашютом научился владеть, шмыгнул и ответил:

– А я с сыном гулять любил у парашютной вышки.

А последним аргументом для командования бригады стали слова старшины:

– Вот кабы, товарищ подполковник, твой сын был бы, так ты, думаю, вприпрыжку бы побежал за ним…

И Тарасов согласился. Хотя и скрепя сердце…

И вот сейчас старшина Шамриков лежал в снежном окопе – где-то внутри Демянского котла – и выслушивал стоны рядового Ефимова, единственного своего подчиненного из ездового взвода. Смех один. Ездовых на весь батальон – два человека. И без лошадей. Принеси-подай. А вот что ты – штатное расписание! Зато Артемка рядом…

– Дядь Вов… Ну, ведь есть что пожрать у тебя, а?

– Нету. Вчера вечером с тобой последний сухарь дожрали.

– Куркуль ты, дядь Вов… – Ефимов перевернулся на другой бок и подогнул ноги к животу. Так почему-то хотелось есть меньше.

– Снег жри, поди, полегчает… – флегматично ответил старшина Шамриков. – Говорят, скоро продукты сбросят. Вот тогда и пожрешь как следует.

– Злой ты, дядя Вова… – вздохнул Ефимов, снова переворачиваясь на другой бок.

– Ага. Злой. И что?

– Да ничего… Так… Стой, кто идет! – рядовой подскочил, как смог, выставив перед собой трехлинейку.

– Не ори, а? Иди-ка погуляй… – Сержант Шамриков прохрустел снегом мимо рядового, откинув рукой штык винтовки Ефимова.

Тот оглянулся на старшину:

– Гуляй, Вася, гуляй…

– Я Сережа! – воскликнул Ефимов.

– Насрать. Гуляй, боец! – Старшина Шамриков почесал нос. Когда Ефимов скрылся в зарослях, он спросил сына:

– Ну как ты?

– Бать, дай закурить?

– Ты же вроде бросил перед операцией, а?

– Снова начал. Дай закурить, не нуди, а? – Младший Шамриков протянул дрожащую руку к отцу.

– Артемка… Последняя… Сам смотри…

Старшина достал из вещмешка бумажный кулек:

– Ладошки подставь…

Артем сноровисто подставил ковшичком ладони. Старший Шамриков не спеша, аккуратненько, развернул сверток. Затем – так же аккуратно – оторвал кусочек газеты, сложил его пополам, насыпал в него табачные крошки и, лизнув края, свернул цигарочку. Потом не спеша понюхал ее, глубоко вдыхая…

– Бать… Не томи, а?

– Помолчи. Огонь давай, да?

Сержант Шамриков торопливо щелкнул немецкой зажигалкой, подаренной ему старшиной Шамриковым перед выходом бригады в котел.

Дядя Вова глубоко затянулся… Раз… Другой… Потом протянул самокрутку сыну.

– Бля… Хорошо-то как… – дымом промолвил… Именно промолвил, не сказал, не крикнул, а промолвил, почти шепотом тот. – Аж голова кругом…

– Жрать небось хочешь?

Артем, ошалело глядя в синее мартовское небо, только кивнул…

– На… – протянул старший Шамриков сыну сухарь. – Последний, Артемка.

Тот, опьяненный долгожданным никотином, лениво стал его грызть:

– Вот оно, счастье-то… Бать… – По рукам Артема пробежали иголочки, голова зашумела, пальцы онемели.

– Чаво?

– Почему мне так мало надо? Пара затяжек и сухарь… И я счастлив…

– Блевать не вздумай, счастливый. И чинарик отдай.

– На…

Старший Шамриков осторожно вытащил окурок из рук сына и сделал еще пару пыхов:

– Думать чего-то надо, Артемка. Иначе сдохнем тут, и мамка не дождется…

Старшина не успел ответить. По лесу захлопали выстрелы немецких карабинов…

– Я не понимаю вашего командования, подполковник! – Обер-лейтенант встал и нервно заходил из стороны в сторону, цокая сапогами по половицам. – Как можно бросать легкую пехоту, пусть и элитную, в тыл армейского корпуса, ставя такие задачи и основываясь на ошибочных разведданных?

Тарасов молчал, следя за разволновавшимся немцем. Тот остановился и, навалившись над столом, непонимающим взглядом уставился на подполковника:

– Поверьте, я потомственный военный. Мой дед – Альфред фон Вальдерзее был начальником генерального штаба Второго рейха! Сам Шлиффен был его преемником! Мой отец был начальником штаба восьмой германской армии, разбившей ваших Самсонова и Рененнкампфа в четырнадцатом году под Танненбергом! Вам, вообще, известны эти имена?

Тарасов ухмыльнулся про себя над каким-то детским высокомерием лейтенанта. Похоже, немец и не осознавал своего отношения к русским.

– Мы, герр обер-лейтенант, академиев не заканчивали…

– Что? Я не понимаю вас!

– Но я прекрасно знаю, что вашего батюшку после поражения на первой стадии операции вместе с командующим генералом Притвицем сняли с должностей. Победу одержали Гинденбург и Людендорф. А вернее, дополнительные два с половиной корпуса, переброшенные из Франции. Не так ли?

Обер-лейтенант онемел от наглости пленного. От наглости и ухмылки.

– Хорошо, – сел фон Вальдерзее. – Если у вас в Красной Армии все такие умные, почему же вас все-таки бросили на верную смерть? Без нормального оружия, без достаточного количества боеприпасов, без продовольствия, наконец?