Анатолий Гончар - Боевой выход

– Бурят, Бурят, отзовись Старшему Брату, – твердил он в микрофон «Кенвуда», и когда на его многократный призыв никто не отозвался, амир голосом, преисполненным торжеством предстоящей мести, произнес: – Отомстим за наших братьев! Русские должны умереть! Принесите мне труп убившего моего брата! А лучше доставьте мне его живого, я знаю, как сделать его мертвым! – И, словно спуская с поводка собак, скомандовал: – Взять их!

Когда прозвучали первые выстрелы, Фадеев готовился лечь спать, а командир первой группы допивал последние капли взятого еще из ПВД чая.

– Игорь, пошли бойца по тройкам, пусть собирают вещи, – попросил ротный продолжавшего жевать Гуревича и, приподнявшись на локте, вслушался в почти тут же наступившую тишину.

– Романов, связь! – скомандовал капитан, и, увидев подтверждающий кивок радиста, сделал большой глоток и покосился на Фадеева. – Вадим, может, дождемся связи?

– Пусть собираются, – теперь эти слова звучали уже с нажимом, в котором были готовы прорваться командирские нотки.

– Аверин, – Гуревич окликнул одного из бойцов, расположившегося неподалеку от командиров тылового дозора, – живо по тройкам. Две минуты на сборы.

– Я, есть! – отозвался тот, а Игорь покосился на слышавших разговор разведчиков этой тройки, уже начавших складировать имущество, и начал собирать собственное.

Когда отпущенные две минуты истекли и командир группы подумывал, что делать дальше, в отдалении загрохотали пулеметные и автоматные очереди.

– Вперед! – с победным видом скомандовал вскочивший на ноги ротный и, не дожидаясь начала всеобщего движения, ускоренным шагом двинулся навстречу предстоящему бою…

Ефимов попробовал подняться, но огненный шквал над головой заставил его снова вжаться в холодную поверхность речного камня.

– Вот сволочи! – выругался Сергей, прикидывая возможные варианты своих действий.

Повернув голову, он осмотрелся – справа и слева бывшее речное дно представляло собой относительно ровную поверхность, и единственный гребень (именно тот, за которым сейчас они и прятались) в нескольких шагах истончался, постепенно сливаясь с окружающей ровностью. Только метрах в двадцати справа виднелся небольшой «островок», собранный из серых валунов, сцепленных намытой за разные годы глиной, и небольших притащенных половодьем бревен. Кое-где это природное сооружение поросло травой, а на самой вершине рос небольшой зеленый куст. По сравнению с грядой, их укрывавшей, этот «островок» выглядел поистине монументальным сооружением. Вот там можно было держать оборону уже всерьез. Но, увы, добраться до него у старшего прапорщика не было никакой возможности. Плотность огня была столь велика, что Сергей не мог даже осмотреться. Казалось, что противник разряжает в его сторону бесконечную ленту патронов. Пули не прекращали крошить камень. Ефимов не имел возможности даже на секунду приподнять голову, не знал, что творится у него под носом, и это его, мягко говоря, нервировало. Еще больше нервировало, нет, не нервировало, а злило, отсутствие внутригрупповой связи и, соответственно, невозможность координации действий своих подчиненных. Сейчас, лежа на холодных камнях, Сергей отчетливо понимал, что где-то допустил ошибку, но где? Внешне все его действия выглядели логично и были правильными, но… И вот теперь, находясь на узкой полосе непростреливаемой земли, с полной невозможностью предпринять какие-либо действия, у него выкроились свободные секунды чтобы подумать… Свободные секунды – возможно, длиною во всю оставшуюся жизнь. Ефимов достал из кармашка пачку патронов и, разорвав упаковку, начал снаряжать магазины…

– Мы одного зажали, – радостно доложил Асламбек Бакриев, который почему-то ошибочно считал, что бежавший первым Баранов уже смылся.

Услышавший его Хайрулла хотел ответить нечто резкое (Одного!!! Шайтан его раздери! А должны были всех!), но сдержался.

– Выносите наших братьев, – вместо этого приказал он и тут же добавил: – И не дай вам Аллах упустить этого русского! – После чего отключил рацию и быстрыми шагами направился к вышедшим ближе всех к руслу реки моджахедам Бакриева.

Баранов постепенно приходил в себя. Может, так подействовала полученная оплеуха, а может, само присутствие старшего по званию придало ему некую долю уверенности, но слабость, сковавшая тело, ушла, оставив после себя лишь отягощающую усталость и не совсем осознанное чувство вины. Разогнанное адреналином сердце не стучало, а скорее мелко-мелко вибрировало, доводя количество собственных ударов до бесконечности. Наконец его хозяин уже вполне осмысленно уперся локтями в землю и, двинувшись вперед, вплотную прижался к кромке возвышающегося над головой каменного козырька. Остановившись, Баранов прислушался: над головой по-прежнему свистело, со стороны «чехов» сквозь выстрелы слышались какие-то крики, за спиной один за другим раздались два разрыва, и осколки «ВОГа» запорошили речные волны; над ухом рядового свистнуло. Тут же совсем близко, справа, затарахтел автомат, Баранов вздрогнул и покосился на стреляющего по противнику прапорщика, затем его взгляд коснулся предохранителя своего автомата, и он, досадуя на собственную тупость, потянул его вниз. Едва слышно щелкнуло. Непослушные пальцы двинули предохранитель на одиночный огонь, но Баранов этого даже не заметил. Он понимал, что теперь следует подняться и осмотреться. Подняться и осмотреться…

– Сиди на хрен, – одернул его лежавший рядом группник (видимо, от его взгляда не укрылись робкие поползновения писаря). – Без команды не высовываться, понял?

Боец покорно кивнул.

– И автомат… на очередь…

Взгляд Баранова, а следом и пальцы снова потянулись к черной пластине предохранителя.

«Лежит, собака! – злорадно подумал амир, глядя, как за камнями поднялся и, дав короткую очередь, опустился ствол «калашникова». – Не убегает, жить хочет. Надеется отсидеться. Не выйдет!» И зло, уже вслух, в микрофон рации:

– Достать его, суку! Перезарядиться всем! Весь огонь по правому берегу! Асламбек, пятерых с собой – и к русскому. Живьем притащить его. Слышишь? Живьем собаку, живьем! – Не дожидаясь ответа: – Готовность тридцать секунд. – Взгляд на часы.

Выстрелы со стороны боевиков на мгновение стихли.

Фадеев бежал, сперва постепенно наращивая, а теперь снова сбавляя скорость, – перед тем как выйти к противнику, следовало хоть немного отдышаться. Его «три раза перебздеть» превратились в почти двадцатиминутную непрекращающуюся гонку. Слыша все нарастающую ожесточенность перестрелки, он уже сто раз пожалел, что не оставил рюкзаки на попечение капитана Гуревича. Судя по всему, ему так и следовало поступить, оставить имущество группнику и, взяв с собой пару троек, налегке поспешить ко все более и более увязающему в огневой дуэли Ефимову. Ротный, которому далеко не первый раз доводилось слышать звуки боя, теперь, вслушиваясь в треск выстрелов, с досадой понимал, что вторая группа сцепилась всерьез и, что самое паршивое, плотность огня позволяла с уверенностью определить, что противостоявшего ей противника многократно больше. И потому мысль о том, что Ефимову сейчас ой как несладко, гнала и гнала Фадеева вперед, туда, на звуки выстрелов. Бегущий позади радист…первой группы что-то запрашивал, ему что-то отвечали, но Вадим даже не имел времени, да и не видел в этом смысла, чтобы остановиться и узнать передаваемые подробности. О чем бы ему ни сообщили, ясно было одно: необходимо спешить. «Чехи», обычно старавшиеся не ввязываться в долгий бой с гэрэушными спецназовцами, на этот раз ни в какую не желали откатываться и уходить в лес. Версий такого их поведения было лишь две. Первая: Ефимову со своими бойцами удалось кого-то шлепнуть, и теперь банда пытается отбить трупы. И вторая (впрочем, о второй не хотелось даже думать): «чехам» удалось смять, сломить сопротивление спецназовцев, и теперь бандиты изо всех сил стараются добить оставшихся в живых разведчиков. Но спешить надо было при любом раскладе: «чехи» имели значительное численное преимущество, и первый вариант мог легко перетечь во второй.